Булгаков на пороге вечности. Мистико-эзотерическое расследование загадочной гибели Михаила Булгакова - стр. 58
Попов, грызун или нет, именно из его писем я почерпнул основную информацию о «зоологическом» неприятии Еленой Сергеевной этого мнимого друга её мужа…
П.С. Попов, сын суконного фабриканта из Иванова, сам отнюдь не сочувствуя революции и последующим событиям, уже усвоил правила игры и зорко следил за «антиреволюционностью» и «крайней реакционностью» в литературных произведениях Булгакова и Достоевского, стремясь сгладить крайности в оценке новой власти.
Очень скоро осторожность Попова плавно перешла в подлость. В 1944 году он написал донос на своего университетского соученика и друга, философа и филолога Алексея Федоровича Лосева. Как мне свидетельствовала жена Лосева Аза Алибековна Тахо-Годи, тот обвинил ее мужа в идеализме, лишив его возможности занять кафедру логики в МГУ, которую в награду получил сам.
Ну да ладно, хватит о мнимых друзьях и людской подлости…
Именно здесь, в Нащокинском переулке (ул. Фурманова), д.3/5 Булгаков создал свои последние писательские и драматургические шедевры, именно здесь, по-видимому, его болезнь приобрела необратимый характер и стала быстро прогрессировать – последние ее стадии, я как доктор, наблюдал лично.
У компанейского Булгакова были две ярко выраженные черты характера, которые, я совершенно уверен, самым серьезным образом влияли на развитие его болезни.
Во-первых, Булгаков очень неохотно расставался с тем, что входило в круг его интересов или было ему подконтрольно, – будь то отношения с друзьями или образ или уклад жизни Всякое отторжение оказывалось мучительно для него, даже если речь шла о физиологическом отторжении недоброкачественной пищи. Однажды Булгаков признался мне, что всякий раз подавлял рвоту, ибо она внушала ему жуткий страх задохнуться и к тому же изматывала его организм.
Во-вторых, несмотря на то что Булгакова постоянно обуревали разного рода опасения, да и состояние здоровья было неважным, он никогда не распространялся о своих тревогах и недомоганиях и жаловался лишь тогда, когда страдания достигали такой степени, что он не мог обходиться без посторонней помощи. Он напрягал всю свою волю, стараясь скрыть от людей то, что его терзало. Но рано или поздно напряжение достигало предела и все тайное извергалось из кратера души подобно вулканической лаве. Симптомы болезни, душевного расстройства были налицо. Становился очевиден его страх перед депрессией и изматывающая idee fixe [7] о неизвестно откуда взявшейся неизлечимой болезни. Я никогда не сомневался (хотя и не проводил специальных исследований), что недуги Булгакова прогрессировали, в основном, из-за того, что он вечно носил на сердце и утаивал от окружающих все, что порождало в нем беспокойство и причиняло физическую боль. Равно как и по причине того, что он постоянно подавлял нервное напряжение и рвоту. Таковы предпосылки его заболевания.