Булат Окуджава. Вся жизнь – в одной строке - стр. 47
– Я шла и думала, что мама моя сошла с ума, – говорит Мария Алексеевна.
Однако она не ослушалась матери и, когда хозяева были в школе, достала письмо к Галине от младшей её сестры и прочитала. Сестра Ирина писала о тбилисском житье-бытье и среди прочего про младшего брата Гену, который совсем от рук отбился – каждый день к себе девчонок водит разных…
Простодушная Маруся всё рассказала маме, а та, услышав, даже руками замахала: «Никуда не поедешь! Я знаю, уедешь одна, а вернётесь вдвоём!»
Так Марусе и не довелось съездить в Грузию. Булату с Галей сказала, что едет на хорошую работу, в Куйбышев на фабрику, а сама вынуждена была снова ехать на торфяники. Пять лет и проработала там, воровски, тёмной ночью сбегая из колхоза, чтобы заработать хоть какие-то гроши.
– Они меня любили очень. Булат Шалвович проводил меня за монастырь, говорил: «Может, ты не поедешь? Ну, подумай, потом придёшь и скажешь».
Но больше Маруся Зайцева с ними не виделась.
Так Галина и уехала в Тбилиси одна и вскоре родила там девочку, но роды были тяжёлыми, и ребёнок родился мёртвым.
Вот как об этом узнали в школе. Ученица десятого класса Анна Борисова подошла в коридоре к Булату Шалвовичу и спросила, как там Галина Васильевна, кого родила. А он ответил резко: «Галошу!» – и пошёл дальше…
В те приснопамятные времена школьникам – и не только сельским – часто приходилось помогать колхозу. Естественно, в ущерб учёбе. Ученики шамординской школы, например, первую четверть не учились вообще – убирали картошку. Старшие классы вместе со своими учителями уезжали на уборку в какие-нибудь отдалённые деревни и жили там всё время уборки, месяц или два.
Не только сельским школьникам доставалось такое счастье. Да вот, автор этих строк, например, учился не в деревенской, а в городской школе, и не в пятидесятые, а в шестидесятые – семидесятые годы прошлого века, и в таком регионе, где картошку-то вовсе не выращивали. Тем не менее ученики старших классов ежегодно проводили первую четверть в каком-нибудь колхозе на уборке… хлопка. А иногда и чуть ли не до Нового года. Уже и хлопка никакого нет, так, кое-где белеет кусочек ваты, холод, грязь по колено… Что тут можно собрать? Но из колхоза не отпускали, пока республика план не выполнит. Вот и собирали комья грязи, камни, а сверху присыпали немножко ватой. Бывало, выходят утром ребята на поле, а все кусты покрыты снегом. Брали тогда двое длинную верёвку за концы, растягивали её и шли по полю, сбивая снег с кустов. Иначе остатков хлопка не увидишь.
Посылали в колхозы и в Москве, не только школьников, но и студентов, и рабочих, и солдат, и учёных – в общем, всех. Потом советская власть закончилась и помогать колхозам забесплатно заставлять перестали. И колхозы благополучно испустили дух. Проезжаешь мимо какого-нибудь бывшего колхоза, и кажется, что война закончилась только вчера – всё заброшено, разрушено, разбито. И только на въезде в село стоит неизвестно как сохранившийся дорогой вычурный «памятник» из бетона – «Колхоз имени Ленина».