Буковый лес. Повести и рассказы - стр. 69
Через три дня пребывания Линды в гостях, в самой середине «Миттагэссен», в аккурат между первым блюдом и вторым Эндрю вдруг, оторвавшись от приёма пищи, гордо заявил:
– Я женюсь на Линде!
У мамы упали очки, а папа просто вдохнул зелёный горошек с ложки и надолго закашлялся.
Дальше начался какой-то ужас: нескончаемые разговоры, уговоры, увещевания.
Они всё своё свободное время проводили в беседах с Линдой как со «взрослой женщиной, отдающей себе отчёт в своих действиях», говорили, что Эндрю «ребёнок», что «не готов к семейной жизни», что он пока не «сформировался как личность». Линда тупо смотрела на Андрюшкиного отца долгим, счастливым взглядом, и слова пролетали мимо, даже не задев ушную раковинку. Так по стеклу летящего автомобиля ползут капельки дождя, пробегают и падают вниз, не в силах его намочить. А может быть Он несколько лукавил, когда говорил о своём «несерьёзном» сыне? Линда в глубине души надеялась, что, позабыв обо всех условностях и правилах, отбросив все законы и обычаи, на этот раз Он будет рад отдать ей себя всего без остатка. Он должен и хочет исправить ошибку прошлого. Он хочет отдать ей своего сына.
Сам Эндрю, несмотря на страшный переполох и истерические рыдания матери, был на удивление спокоен. Казалось, он понимал молчание отца как немое согласие на его брак. А, может и просто мыслями не отягощал своего существования.
– Я решил обзавестись семьёй! – Сказал он ровно через три дня от появления Линды в их доме, – Мне не интересны ваши возражения, потому что я её люблю! Он гордо ухмыльнулся, показав обе ямочки на щеках и, что-то напевая под нос, вышел из кухни, оставив «взрослых» дебатировать и выражать друг другу свои неприкрытые чувства.
Пена из кастрюли с макаронами ползла по новой электрической плите с красными «глазками». Она шипела и дымила, но этого никто не замечал.
Может быть, в ту минуту Он был восхищён своим сыном, потому что двадцать пять лет назад сам не решился вслух произнести такие простые и такие важные слова?
Никакие увещевания и слёзы матери не помогли, а Голунов-старший махнул рукой и сказал: «Он взрослый, пусть делает что хочет!». Эндрю и сделал «что хотел». Они обвенчались по всем законам, сходили в Лейпцигскую синагогу и, пообещав «любить друг друга, пока смерть не разлучит» нескольким приглашённым друзьях семьи, открыли свой медовый месяц. В тот день «друзья» в синагоге жались в угол и упирались друг в друга локтями, наверное, чтоб не упасть в обморок от ужаса и горя, так внезапно поразивших семью их приятелей.
Молодожёны немного пожили в Лейпциге.