Размер шрифта
-
+

Будни зеркальщика - стр. 39

Ольга кивнула и, задумчивая, отправилась в душ. Похоже, она всерьез озадачилась вопросом, как подать ее способности так, чтобы не всплыло их происхождение. Радим же двинулся следом, у него давно тут была своя зубная щетка. Чистя зубы, он прислушивался к тихому пению Ольги, которая напевала за мутной стенкой душевой кабины.

Когда она вышла из душа, на столе ее ждал двойной эспрессо.

– Спасибо, – чмокнула она Вяземского в щеку, который сидел в обнимку с капучино. Она сделала глоток из чашки и блаженно зажмурилась. – Знаешь, – садясь напротив, произнесла она, – ты сделал для меня больше, чем кто-либо.

– Я всего лишь запустил кофеварку, – не сдержавшись, подколол ее Радим.

– За это отдельное спасибо, – совершенно серьезно кивнула Ольга. – Но ты знаешь, о чем я.

– Оль, слушай, я никогда не спрашивал, про меня ты и так знаешь, а где твои родители?

– Погибли в автокатастрофе, – спокойно и без какой-либо драмы ответила Бушуева, – когда мне было четыре. Я выжила, меня воспитывала тетка. Но мы не общаемся, испортились у нас отношения, когда я выбрала вместо журналистики Академию ФСБ. Она – либералка прожжённая, искренне ненавидит все, что связано с сильной родиной, как, впрочем, и вся ее семья. Так что мы уже лет десять не разговаривали. Отдала мне, когда восемнадцать стукнуло, деньгами долю с отцовского бизнеса, который она к рукам прибрала, и на этом мы распрощались.

– Знакомо, – усмехнулся Вяземский. – У меня у приятеля, с которым пару раз копал, обратная история, сынок навальнистом был, ходил в майке с портретом недофюрера. В него и пивными бутылками кидали, и в спину плевали, и пинки отвешивали, про оскорбления молчу. И это он еще из дома не выходил.

Ольга весело рассмеялась этой бородатой шутке. Странно, уж она-то точно должна была ее знать, эти сектанты доставили конторе немало хлопот, готовая террористическая организация.

– И чем история паренька закончилась? – поинтересовалась Ольга. – Прозрел?

– Сидит, – покачал головой Вяземский. – Получил пятнадцать лет за терроризм. В двадцать втором три релейных шкафа на железке сжег, имбецил, выйдет, будет тридцать пять.

– Да уж, грустная страница нашей истории, ну да по-другому и быть не могло, запад активно обрабатывал молодежь последние двадцать лет. Вот у моей тетки, такие же уроды выросли, правда, трусливые, физически гадить не решаются. Все уехать мечтают, а может и уехали, давно не слышала ничего о них. Ладно, я побежала одеваться, мне еще такси вызывать, в пять буду ждать тебя на стоянке управления.

Радим поднялся и, притянув ее к себе, поцеловал.

Страница 39