Будни ваятеля Друкова - стр. 28

– Иначе в подобной жуткой ситуации и не должно происходить, – заметил Друков. – Мы обязаны защищать нашу родину.

– Это верно, – подтвердил Вий. – Имеются у нас и настоящие, а не столичные генералы. Я говорю о таких военных начальниках, которые готовы встать на защиту интересов детей трубопроводов и всего народа пока ещё не до конца разграбленной страны.

–У меня многие важные мысли были на бумажке записаны, – –сообщил Куровальсов. – Я текст изучил, а бумажку съел.

Друков собрался принести Мине, то есть Куровальсову, свои искренние извинения за то, что лично убил и даже закопал его, но тот, махнув рукой, растворился в воздухе.

Конечно же, все эти добрые перемены произойдут не так скоро, как хотелось бы, но они верили, что истинный господь, а не тот, придуманный разбойниками и палачами, и нелепый, не оставит в беде Разгуляндию. А пока надо спокойно жить, надеяться и верить.

Терпи, гордый и обманутый человек! Терпи и жди… Пока смирись даже с введением последней пенсионной реформы, разрушившей самые последние надежды даже на нечто, отдаленно напоминающее справедливость. Но наивные люди, попавшие в явное рабство, всё же, пока ещё верят… в справедливость. Вера поможет им попытаться пройти даже сквозь крепкие кирпичные стены, чтобы окончательно убедиться в том, что «добрые» традиции, начатые с конца минувшего века, получили глобальное развитие и успешно процветают.

Но это обман, даже не изысканный, а наглый, вызывающий. Такова несчастная Разгуляндия, где реальность так тесно переплетена с абсурдом, что уже трудно понять, где – правда, а где – ложь.

Писатель Вий был глубоко убеждён в том, что возведённый в ранг закона изощрённый садизм господ и дам, возомнивших себя государством, ни в коем случае нельзя назвать политикой. Это беспощадное истребление народа под нелепыми и… наглыми лозунгами является нарушением элементарных социальных, антропологических и экологических норм и правил, поскольку человек не самое последнее живое существо в земном мире. Он – ни в коем случае не может быть звеном «пищевой цепочки».

– Вон, за теми трубопроводами, Денис, – показал рукой в низину Геннадий

Феофанович, – находится наш с тобой посёлок. Только ты живёшь в добротном доме, а я – в землянке на берегу Мазутного озера.

– Перебирайся в мой дом, – предложил Друков. – Я ведь уже давно тебе это советовал, Геннадий Феофанович. Только уволь меня от ваших революций. Я уже итак окончательно испортил отношения с Задорным Теннисистом. Но при первой же возможности… я буду рядом с вами.

– Странно такое слышать от Лауреата государственной премии и Кавалера Ордена Задорного Теннисиста Третьей степени. Я, конечно, верю тебе, Денис, но только наполовину. Я пока никому не верю, даже Куровальсову.