Будешь моей, детка - стр. 23
– Я передумал. Давай сама.
– Ты офигел, Тимур? Сначала уснул тут, пьяный, потом еще так со мной разговариваешь! Такси мне вызови хотя бы! – требует она капризно.
– Лиза, – говорит он с такой отчётливой угрозой, что та вздрагивает. И, судя по ее вытянувшемуся лицу, понимает, что выбрала неверную стратегию. – Ты, кажется, меня с кем-то спутала. Командовать мной не надо, поняла? Сама вызовешь тачку, не переломишься. Я тебе достаточно бабла скинул. С запасом.
– Ну и козел же ты, Соболевский, – зло говорит она. – И почему я только с тобой поехала, а?
– Потому что косметология и прочая херня сама себя не оплатит? – хмыкает он цинично.
– Да пошел ты! – на идеальных скулах вспыхивают некрасивые алые пятна. – Пусть в следующий раз вот эта тупая уборщица в своих зассанных тряпках перед тобой ноги раздвигает, понял? А я не буду!
Ее злое оскорбление неожиданно меня задевает. И не просто задевает, а входит в сердце так глубоко, словно осколок острого стекла. В груди становится больно, а из глаз сами собой, точно кнопку кто-то нажал, льются слезы. Горячие капли текут по щекам, и я закусываю губу, пытаясь их остановить.
Почему так до ужаса обидно? Может, потому, что вначале эта девушка показалась мне нормальной и даже приятной? Она так по-человечески со мной разговаривала, что я совсем не чувствовала свою работу унизительной. А сейчас чувствую. И себя ощущаю какой-то бомжихой. Человеком низшего сорта.
– Подошла и извинилась, – резко говорит Соболевский. И вот такого тона я у него ещё ни разу не слышала.
– Чего? – фыркает она. – Вот я ещё перед обслугой не извинялась! Может, мне ещё на колени перед ней встать?
– Надо будет – встанешь, – тяжело роняет он и, кажется, не шутит. – Подошла, блядь, и извинилась.
– Или что? – воинственно интересуется она.
– Или больше никогда не найдёшь работу в этом городе. Ни в каком качестве. Даже сортиры мыть.
– Ах ты су…
– Я жду, – напоминает Соболевский. Бросает непроницаемый взгляд на меня и добавляет: – Мы ждем.
Мне от всего этого ужаса хочется провалиться сквозь землю. Вот почему так? Некрасиво повела себя она, а стыдно почему-то мне? И не нужны мне ее лживые неискренние слова прощения, вот правда. Лучшим извинением будет, если она свалит. И желательно с Соболевским под ручку. А я спокойно доделаю уборку, переоденусь и поеду на учебу.
– Ну! – Он, кажется, уже теряет терпение. А та, с которой он сегодня спал (почему мне неприятно об этом думать?) медленно приближается ко мне, будто идет на казнь. Вот такая – с перекошенным от злости лицом – она уже не выглядит красоткой. Скорее ведьмой из сказки.