Будь нашей императрицей - стр. 38
Тянет и зовет за собой.
Самое большое испытание для моей выдержки происходит в тот момент, когда мне открывается завораживающий вид. Айла настолько вошла в роль, что даже не обращает внимания, что рубашка на ней достаточно велика, а я с такого положения могу беспрепятственно рассматривать ее грудь, которая резко вздымается и опадает.
Сосредотачиваюсь на зрении и все остальные органы чувств на время отключаются.
Возвращает меня к действительности не крик Айлы, который звучит отдаленно на периферии сознания, а опять-таки бунтующее обоняние, неосознанно принюхиваюсь, чтобы словить большую дозу кайфа, а вместо этого чую посторонний запах. Это заталкивает меня в состояние маньяка, которые идет по следу и находится на расстоянии в один шаг от своей жертвы.
Чужая мужская рубашка.
Если ее игра меня позабавила, то теперь шутки кончались. Вернулся я настоящий.
– Отвечай! – гаркаю что есть мочи.
Женщины всегда чутко ощущают грань дозволенного. Они могут кричать, крушить все вокруг, пока мужчина позволяет. Но когда мы выходим из себя, становятся хоть и не кроткими, но прячут свою гордость подальше и слушаются.
Вот и Айла улавливает изменения во мне, больше нет легкости и игривости, есть только жесткость и бескомпромиссность. Ей не нужно что-либо доказывать или демонстрировать, в деле она меня уж видела и, думаю, не захочет разгневать до такой степени, чтобы весь негатив обратился в ее сторону. Не выдержит она такого натиска, сломается только приобретенный щит.
Уж не знаю, откуда она черпает силы. Они не сравняться с той беспощадной тьмой, что сейчас кружит внутри, раздирает грудь, просясь наружу.
Стискиваю челюсти и хватаю за плечи девушку, приближаю максимально близко к своему лицу. Айла дергается, но не настолько, чтобы выпустить ее из капкана своих объятий.
Только теперь в ее взгляде проскальзывает понимание: шутки закончились. Как бы она ни храбрилась, может своевольничать, пока я позволю. И ни минутой больше.
– Рагнар, это… – тихо начинает и замолкает.
Она отводит взгляд и больше не смотрит мне в глаза. А я как будто источника лишился, потерял связующую нить. Так не пойдет.
Удерживаю ее одной рукой, а второй хватаю за подбородок, чтобы в глаза смотрела. Там плещется горечь и что-то еще, понять не могу.
И наконец-то до моего разбушевавшегося воображения доходит. Все, что рассказал Сакар, воскресает в памяти. Больше нет нужды в ответе. Сам все понял, но терпеть не намерен.
– Снимай живо! И чтобы больше тебя не видел в мужских вещах! – выговариваю агрессивно, при этом смотря в эти бездонные океаны.