Брюсова жила - стр. 32
– Съедят?
– Днем нет, днем здесь безопасно. Разве понадкусают немножко, если в воронку угодить!
Что за воронка? Кто в ней кусается? Санька хотел спросить, да передумал, промолчал. Сами увидят, а нет – и не нужно.
– Пойдем, пожалуй.
Они и пошли. Первым, конечно, Корнейка, Пирог за Корнейкой. а за ними и Санька с Джоем. Или наоборот, Джой с Санькой, как посмотреть.
Дорожка с виду стеклянная, оказалась не хрупкой, не скользкой, ноги шли уверенно, прочно.
Санька наклонился, вглядываясь. Ну, чисто стекло.
– Огневушка прокатилась, ее след, – не оборачиваясь, сказал Корнейка.
Санька тут же представил огненный, нестерпимого жара, шар, катящийся по степи и оставляющий за собой спекшуюся землю. Но почему не тронута трава? Да сто лет прошло, новая выросла.
Или тысяча?
– Зимой катила, с той поры новая выросла, – продолжал пояснять Корнейка.
Зимой! По крайней мере, здесь бывает зима.
Трава высокая, по пояс, даже выше. Он протянул руку, сорвал травинку. Получилось – обломил, больно хрупка. Хрупка, мясиста. Излом почти круглый, и из него закапал сок, густой, белесый. Ещё обожжет. «Свожу бородавки раз и навсегда вместе с пальцами». Санька отбросил травинку, вытер ладони о штаны. Полно, трава ли это? Хвощ, или ещё какой тип. Водоросль сухопутная, гриб, кактус? Мир растений Санька знал нетвердо. Будет время, подучит. Только вряд ли земная ботаника здесь годится.
Они отошли от крыльца шагов на пятьдесят, когда Корнейка остановился.
Справа в траве была плешь – с волейбольную площадку, будто кто-то постриг траву коротко-коротко и ровнехонько, на пядь от земли.
А у дальнего края плеши стояли кусты, высокие, почти голые, как орешник зимой.
К ним и пошел Корнейка, поначалу рукой указав – не спешите, постойте. Но, дойдя, обернулся и позвал, давайте, мол, ко мне.
Джой и потрусил, не переставая принюхиваться и к траве, и к воздуху поверху. Скалился недобро.
За Джоем уж и Санька с Пирогом. У Джоя-то четыре ноги, не угонишься. Особенно, если не гнаться.
Куст вблизи выглядел столь же чужим, как и трава. Ветки толстые и гладкие. Листья-котлетки сидели прямо на ветках, никаких тебе черешков. Ветки были усеяны ещё и коробочками. Коробочки напоминали маковые, но не круглые, а гранями, будто кристалл. Стенки розовые, у одних коробочек поплотнее, мутные, а у других тонкие, почти прозрачные.
Корнейка несильно тряхнул ветку, и с полдюжины коробочек отпали от ветки. Отпали, но полетели не вниз, а вверх – медленно, неспешно.
– Это и есть люсиды, небесные бриллиантики. – пояснил Корнейка. – В коробочках метан. Газ. Легче воздуха. Там, в вышине, они плавают недели две-три, дозревают под солнцем. Потом бах! Коробочка взрывается, и семена рассыпаются по всей земле. Из семян вырастает трава. Раз в пять-шесть лет травяной очаг выпускает куст, то забирает все соки очага – вот отчего трава здесь будто стриженная. Ну, а куст порождает бриллиантики-люсиды.