Брынский лес - стр. 24
– Ну, что вы, молодцы, нейдете? Теперь ведь просторно, – раздался позади их знакомый голос Гриши. Он сидел на прежнем месте, прислонясь к стене. – Вот, подумаешь, – продолжал нищий, – шли в Кремль, как на праздник, чинно, шажком, с иконами, а из Кремля-то… у!.. батюшки!.. словно дождь – все врассыпную! Кто куда попал: кто домой, кто в лавки, кто в Разбойный приказ…
– В Разбойный приказ? – спросил Левшин.
– А как же? Ведь Никиту не домой отвели… Эх, буйная, буйная головушка! Недолго тебе, головушке, на плечах оставаться!.. За чем пошел, то и нашел!
– Ты это говоришь, – спросил Колобов, – о разбойнике Никите?
– Разбойник?.. Дай-то Бог, чтоб было по-твоему, голубчик!.. Разбойник что!.. А вот худо, как он в Иуды попадется – помилуй Господи!..
– Эй, Недосекин! – закричал Колобов. – Троцкий!.. Ребята!.. Подите-ка сюда!
Человек пятнадцать стрельцов подошли к Колобову.
– Вы куда, братцы? – спросил Колобов. – В слободу?
– В слободу, батюшка Артемий Никифорович! – отвечал один из стрельцов.
– Так и мы с вами. Пойдем, Дмитрий Афанасьевич!
Окружив своими стрельцами Левшина, Колобов повел эту небольшую толпу прямо к Москворецкому мосту. Дойдя до ворот, которые также назывались Москворецкими, он остановился и шепнул:
– Теперь с Богом, Дмитрий Афанасьевич!.. До дому тебя с такой ватагой довести нельзя: всех переполошишь. Да и к чему? Видишь, кругом все пусто; ты здесь мимо заборов прокрадешься так, что тебя никто не увидит. Ступай теперь налево по улице, а там как повернешь в третий переулок, ты и дома. Прощай, брат!.. Вечером я у тебя побываю.
Левшин, простясь с Колобовым, добрался благополучно до своего переулка; в нем было все тихо и спокойно. Увидев издали Мещовское подворье, он остановился посмотреть, может ли пройти в него так, чтоб никто этого не заметил. При взгляде на это подворье мысль о прекрасной незнакомке снова овладела его душою. Кто не знает, что любовь без надежды – не радость; но после того, что Левшин видел, уходя с подворья, ему нельзя было не надеяться; он не мог чувствовать тогда вполне своего счастья; он шел навстречу к своим, злодеям, его ожидала почти верная смерть или, по крайней мере, заточение и ссылка, а теперь!.. Господь помиловал его; он остался жить и свободен; он опять ее увидит, услышит снова ее пленительный голос… быть может… о, нет сомненья!.. она дозволит ему говорить с нею… Но если отец ее?.. Да кто ж он такой?.. Знатный и богатый человек не станет жить на этом подворье… Так неужели он не согласится выдать дочь свою за родового человека и богатого помещика?.. Нет, нет! не может быть: ей нельзя принадлежать другому – она его суженая!.. И вот Левшин женат!.. вот едет на житье в свое костромское поместье… О! каким земным раем будет для него это привольное село на берегу Волги-матушки! Этот светлый и красивый дом на высоком холму, с которого вся Кострома как на блюдечке! Этот заветный луг, эта березовая роща, в которой он станет гулять со своим милым, ненаглядным другом сперва вдвоем, а там – если Бог благословит… Нет, страшно подумать о таком счастии!.. Ведь этак блаженствуют только на небесах!.. Так мечтал Левшин, подходя скорыми шагами к подворью. Когда он поравнялся с избою, в которой жила Архиповна, она высунулась из окна и закричала: «Эй, молодец, молодец! Поди-ка сюда!» Но Левшин ничего не слышал, он вбежал в ворота и, не обращая внимания на то, что происходило вокруг него, спешил скорее дойти до заднего двора. И до того ли ему было, чтоб смотреть по сторонам: в пяти шагах от него, в светлице, у растворенного окна, на том же самом месте, стояла она. Он видел этот взор, исполненный счастья и любви, он слышал это радостное восклицание, которое при его появлении вырвалось невольно из прелестных уст незнакомки… Но вдруг лицо ее покрылось смертной бледностию и в то же время, позади Левшина, загремел грубый голос: «Здравствуй, господин костромской помещик».