Брошенный отец - стр. 27
Я искренне боялся, что дочка может закрыться, отгородиться от меня и со временем лишь уплотнить свою «защиту». Тогда мы точно отдалимся друг от друга и никогда уже не будет того милого и задорного Цыплёнка. Многие родители почему-то уверены, что лишь какая-то сверхсерьезная ситуация может кардинально что-то изменить в хорошую или в плохую сторону. Я же убежден, что каждая мелочь, каждая отдельная ситуация по-своему влияет на взаимоотношения родителя и ребенка. Нет определенной черты, доверие строится годами, но в то же время его так легко разрушить.
Когда мы зашли домой, мы первым делом вымыли руки и переоделись. Сегодня Лёхе придется самому рулить работой, потому что оставить сейчас дочь я никак не мог. Подогрев обед, я налил себе кофе и прислонился поясницей к подоконнику.
Соня вошла на кухню в своей привычной домашней одежде. Банты уже были сняты, но хвостики дочка не спешила распускать. Пододвинув стул, она уселась и взяла ложку. Еда осталась нетронутой.
- Ты меня накажешь? – тихим серьезным голосом спросила Соня и медленно подняла грустный взгляд на меня.
- Разве я тебя когда-нибудь наказывал? – я сделал глоток кофе, и он вдруг показался мне запредельно горьким.
- Нет, - Соня опустила взгляд в тарелку. – Если она еще раз так скажет, я еще раз сломаю ее линейку и дёрну за косички, - столько непоколебимой решительности и серьёзности в голосе собственной дочери меня напугали.
- Пусть Настя говорит всё, что захочет. Эти слова будут на совести ее родителей. Кулаки ничего не изменят. Драка может только усугубить ситуацию.
- Папочка, но Настя! Она ведь…
- Помолчи, пожалуйста, - спокойно произнес я. – Ты знаешь правду. Я знаю правду. Разве этого недостаточно? Меня совершенно не интересует то, что обо мне думают другие.
- Но я не хочу, чтобы тебя обижали!
- Разве я выгляжу обиженным?
- Нет, - тихо отвечает Соня.
- Цыплёнок, я прекрасно понимаю, что ты это сделала из любви, из чувства справедливости. Понимаю, что ты хотела меня защитить. Понимаю, что тебе это было неприятно слышать. И… Знаешь, - я отставил кружку и подошел к дочери. – Мне это очень приятно. Правда. Но прошу тебя, не нужно повторять всё это снова, ладно? Ты ведь у меня такая умница.
Соня молча встала со стула и крепко обняла меня. Ее маленькие плечики вдруг затряслись. Нет! Только не это! Я не мог видеть то, как моя дочь плачет. Это, пожалуй, то единственное, что обезоруживает меня и делает уязвимым.
- Цыплёнок, - почти беззвучно проговорил я и обнял дочку.
Этот момент обжигающим оттиском запечатлелся в моей памяти. Я ощущал боль своего ребенка и эта боль, пожалуй, самая невыносимая для родителя.