Брошенные тексты. Автобиографические записки - стр. 2

И последнее. Используемая мной длина строки, то короткая, то длинная – и порой кажущееся отсутствие рифмы приводят к уникальному эффекту синтетического моделирования в организме читателя пяти гормонов, таких как дофамин, серотонин, адреналин, эндорфин и окситоцин. Отмечено, что после выхода книги в свет резко увеличилось число подачи заявлений в загс, особенно в Кунцевском районе Москвы. В Северодвинском автономном округе эти цифры достигли самых высоких показателей за последние 50 лет. Ожидается сильнейшее увеличение уровня рождаемости на всей территории России. Впрочем, до тех пор, пока вы не убедитесь во всем этом сами, это просто слова.

Приятного чтения.

Зима, идет снег. На уличном градуснике в белой пластмассовой оправе минус 15. Папа с мамой в детской комнате заделывают щель между окнами. Из нее нещадно дует. Мама с треском разрывает бумагу и от большого белого рулона ваты с усилием отрывает крупные куски. Они тянутся, как борода старика Хоттабыча, наконец, отделяются и мама передает их папе. «Трах-тибидох», – мысленно произношу я, но чуда не происходит, окно все так же постанывает от ветра и пропускает холодный воздух. Папа стоит на подоконнике, полусогнувшись, чтобы не удариться головой о потолок. На нем синяя клетчатая рубаха, очки в коричневой оправе и нож в руке. Волосы на голове всклокочены, в глазах воспаленная решимость, он похож на маньяка и на Дон Кихота одновременно. Вот он поднимает нож, я зажмуриваю глаза, рисуя в голове ужасную картину. Когда открываю их, вижу, что папа тщательно заправляет лезвием ножа куски ваты в щель. Вслед за тем аккуратно наклеивает полоску бумаги. Клей желтый, и пока высыхает, нагло просачивается сквозь белую бумагу. Вечером я смотрю на окно и мне кажется, что это рана, располосовавшая надвое огромную физиономию.

Лето. Мы на даче. Папа по дикому блату где-то купил картофелечистку. Это пластмассовая круглая емкость с пластиковой ручкой и наждачной поверхностью внутри. Мама, свято верящая во все заморское, восторженно объявила, что картошку теперь будем чистить только так. Поэтому мы с братьями теперь по очереди моем ее, кидаем по 5–6 штук в круглый агрегат, закрываем крышку и, крутя ручку, заставляем их тереться о шершавую поверхность до тех пор, пока, пенясь в воде, коричневые клубни не сбрасывают, наконец, свою кожуру. Пластикового урода надо все время придерживать рукой, потому что при каждом обороте ручки, он подскакивает, тарахтит и норовит спрыгнуть со стола. Мы ненавидим это изобретение западных специалистов, советских продавцов, извлекших его из-под полы, и картошку, которую теперь приходится есть даже чаще, чем гречку (а ее мы едим практически каждый день). Однажды наши детские мольбы, посылаемые в космос вслед за дворнягой Лайкой, Гагариным и Валентиной Терешковой, неожиданно были услышаны. У картофелечистки сломалась ручка. Она треснула и отлетела. Папа попытался приклеить ее, но после первого же усилия она предательски развалилась. Тогда он метнул на меня испепеляющий взгляд, а мама молча всунула мне в руку нож с красной ручкой. Этот нож с зубчиками на лезвии, привезенный папой из столицы западного мира – Будапешта, также бесконечно почитаем в нашей семье. Конечно, в хозяйстве имелись режущие предметы – перочинные, кухонные с помятым лезвием, короткие, длинные, с деревянной ручкой, с расплавленной ручкой, с рукояткой обтянутой синей изолентой. Но такого изделия, такого красавца и пижона в СССР не было и быть не могло. И вот однажды два ножика, шесть небьющихся бордовых чашек и блюдец, дубленка с белым воротником для мамы, зеленые вельветовые штаны для Славы и кремовые батники с погонами для нас с Вадиком были извлечены папой из чрева клетчатого чемодана после возвращения его из командировки в Венгрию. С тех пор один нож, забытый мамой на раскаленной сковороде на плите, с оплавленной ручкой и изуродованным лезвием, в слезах был отправлен в мусорное ведро, а другой лег сейчас в мою руку, призывая к унылому труду. Я взял картофелину и начал ее чистить, чувствуя, как в очередной раз на время начинаю превращаться из обезьяны в человека.