Брошенная семья. Путь к счастью - стр. 20
Не тратя ни секунды столь драгоценного времени, снимаю с себя уже практически высохшее белье, переодеваюсь в чистую, сухую одежду. Сверху накидываю флисовую кофточку, хоть в палате тепло, я все равно никак не могу согреться.
Сейчас бы забраться в горячий душ… потом выпить ароматного чая… Закутаться в плед, устроиться поудобнее и почитать.
Но это все мечты. В реальности меня ждет совершенно другое.
Раскладываю вещи, ем совершенно невкусные щи. Я бы с удовольствием поела что-то другое, но помимо них и тушеной капусты ничего не дают. Вот вам и больничная еда для кормящей мамы.
— Папа, я на месте, — отзваниваюсь единственному человеку, с кем хочу поговорить. Злате написала сообщение и еще раз поблагодарила за помощь.
— Умница, дочка! — подбадривает отец. — Как добралась? Все в порядке?
— Да, все хорошо, — отвечаю, облокотившись на подоконник и глядя в окно. Перед взором открывается красивый вид на город. — Палата трехместная, но я пока здесь одна. Анечку еще не привезли. Жду.
Минута кажется вечностью.
— Скоро, значит, привезут. — Он ни на секунду не теряет оптимистичного настроя. — Поспи, потом вряд ли будет до этого.
— Ох, папа, — вздыхаю. — Если бы я только могла.
Волнение зашкаливает, стоять на месте невыносимо.
Ну когда же привезут мою девочку? Когда?!
Ах, как же хочется скорее ее увидеть!
— Эля? — За моей спиной раздается знакомый голос, и сердце уходит в пятки. Миша.
Оборачиваюсь.
Мы не виделись с тех пор, как он мне изменил.
Майоров хотел поговорить, объясниться, но я даже слушать его не стала. У меня тогда не было ни сил, ни желания общаться с ним.
Удивительно, но мама мое решение поддержала.
На самом деле, это она обнаружила, что он мне изменяет. И незамедлительно рассказала, предоставив уж очень красноречивые фото.
Некоторые у меня до сих пор перед глазами стоят.
— Я перезвоню, — бросаю в трубку отцу и, не дожидаясь ответа, завершаю вызов.
— Здравствуй, — говорит Михаил. — Замужество, смотрю, тебе к лицу, — язвит.
— А тебе, как вижу, очень идет свобода, — пытаюсь уколоть его в ответ.
— Кто-то сказал, что я свободен? — вопросительно выгибает бровь, многозначительно глядя на меня.
И правда… С чего я это решила?
Теперь перед ним неудобно.
— Извини, если оказалась не права, — не моргая смотрю на Майорова. — Личной жизнью своих бывших не интересуюсь! — отрезаю.
— А надо бы, — говорит еле слышно. Чтобы разобрать его слова, приходится напрячь слух. — Много интересного открывается.
— Что? — переспрашиваю.
— Жизнь, говорю, интересная штука, — внимательно рассматривает меня.
— Не поспоришь, — вздыхаю. Весь мой запал испаряется, я ощущаю себя, как сдутый воздушный шар. — Миш, когда мне Анечку привезут? — спрашиваю, не пряча своей боли. Перед Майоровым нет никакого смысла ее скрывать.