Брокингемская история. Том 16 - стр. 14

– Да, неприятная история! – огорчился Феган, – Где только люди в наше время ног не ломают…! Представляю, как ему сейчас обидно: Прогулялся один раз по парку – а потом лежи в гипсе и отдыхай…

– Мы бы не сказали, что Уоддок сейчас так уж сильно отдыхает у себя дома, – поспешил уточнить Маклуски, – Скорее наоборот: В своей квартире он подвергается гораздо большим перегрузкам, чем на своём рабочем месте в полиции Бембриджа. Даже мы с Доддсом, несмотря на всю нашу выдержку и неприхотливость, не смогли продержаться у него дома более пяти суток… Первоначально мы планировали покинуть Бембридж только сегодня утром, в понедельник. (Перед отъездом мы собирались ещё раз забежать в местное отделение полиции за кое-какими документами.) Увы, невыносимая обстановка в квартире Уоддока внесла в наши планы решающие коррективы, и вчера вечером мы были вынуждены срочно дать дёру из этого ненормального Бембриджа…

– Что же такого творится на квартире у Уоддока? – заинтересовался Феган, – Постоянные криминальные разборки?

– Ещё хуже! – ответил Доддс, – Постоянные квартирные ремонты! Уоддок проживает в старом панельном домишке. Его конструкция такова, что он усиливает и разносит по всем углам малейший звук, который в нём возникает. Неудивительно, что этот дом с утра до вечера прыгает и трясётся от бесконечных ремонтных работ… На наше счастье, в пятницу в доме отключили электричество. Жильцам пришлось отложить в стороны свои перфораторы с отбойными молотками и взяться за старые добрые ручные инструменты… В субботу мы с Уоддоком засели на кухне и попытались обсудить кое-какие важные текущие нюансы – вот тогда-то мы вдоволь наслушались этих стуков, скрипов, скрежетов и просто чертыханий из соседних квартир! Уоддок, как главный специалист по акустике, давал нам подробные комментарии насчёт происхождения каждого звука: «Вот здесь жильцы расширяют и углубляют подоконник; там они выравнивают полы и потолки; там – обдирают плитку со стены; а тут они просто уронили молоток…» К счастью, под вечер строительный шум начал понемногу затухать. Лишь самые трудолюбивые из жильцов продолжали упорно долбить по стенам при свете ручных фонариков или восковых свечей… Но до полной тишины было ещё далеко. Внезапно со двора донёсся такой пронзительный собачий вой, что мы с Уоддоком невольно схватились за пистолеты. Сперва мы решили, что под нашими окнами собралась стая бродячих собак… Однако дело оказалось гораздо серьёзней: В тот вечер в наш двор забрела группа активистов Общества Защиты Диких Животных. Они бродили между домами с плакатами в поддержку гуманного отношения к бродячим собакам и заодно дружно выли по-собачьи. (Таким образом они хотели привлечь внимание общественности к тяжкой доле беспризорных животных.) Активисты выли у нас под окнами до самой темноты. Затем к их вою прибавился чей-то возмущённый лай: Это в наш двор со всей округи сбежались самые настоящие бездомные собаки… Они решили, что активисты их передразнивают, и накинулись на них с оскаленными зубами. Активисты отбивались от собак палками, камнями и плакатами в поддержку гуманного обращения с животными. Весь двор слышал их истошные вопли: «Эй, полиция! Пристрелите поскорей этих бешеных псов!» Наконец, активисты удрали в соседний двор, а собаки погнались за ними. В нашем дворе задержалась лишь одна маленькая собачонка – она ещё целый час металась от дома к дому и истошно завывала… Уоддок разъяснил нам причины её недовольства: Дело в том, что его дом сильно вытянут в ширину и стоит параллельно другому такому же широкому дому. Каждый громкий шум в одном углу двора вызывает неизбежное эхо в противоположном углу. Это сыграло злую шутку с нашей собакой: Когда она лаяла на наш дом, её собственное эхо отвечало ей сзади, от дома напротив. Собака думала, что её передразнивает какой-то насмешник, и мчалась выяснять с ним отношения; но когда она начинала лаять на соседний дом, ответный лай доносился уже со стороны дома Уоддока. Так она и металась между двумя домами в поисках неуловимого пересмешника… Мы насилу дождались, пока безмозглое животное угомонилось и удалилось в соседний двор. Но наше счастье было недолгим… Буквально через минуту к нашему дому подъехал какой-то подвыпивший тип на личном автомобиле. Остановившись прямо напротив наших окон, он принялся от души сигналить клаксоном… Как мы потом догадались, он пытался передать привет одному своему знакомому, проживавшему в нашем доме на двенадцатом (последнем) этаже. К сожалению, этот знакомый крепко спал и не слышал его приветов. (Ведь на дворе уже давно наступила ночь.) Полуночному автомобилисту пришлось сигналить громче… В конце концов от его гудков проснулись жильцы остальных одиннадцати этажей. Они начали по-очереди высовываться в окна и переругиваться с автомобилистом. (Кое-кто попробовал кидать в него сверху пустые банки и бутылки.) Вскоре автомобилисту это надоело. Он перестал сигналить, залез в свою машину поглубже, заперся в ней изнутри и сам крепко заснул; а чтобы вокруг было повеселей, он заодно врубил на полную мощь свою музыкальную установку… Мы с Уоддоком сразу оценили разницу между воем собак и рёвом рок-музыки. (Если бы выбор зависел от нас, мы бы предпочли всю ночь слушать собачий концерт.) Как известно, ударные рок-инструменты принято настраивать на особую частоту, которая не позволяет слушателем спать во время концертов. Пришлось и нам с Уоддоком на время забыть про сон… Грохот ударников, усиленный автомобильными динамиками, методично сотрясал фундамент нашего старого панельного домишки, отчего тот периодически подрагивал в такт музыкальной композиции; мы же трое в том же ритме дружно подпрыгивали на наших кроватях и раскладушках… Наконец, наше терпение иссякло, и мы прозрачно намекнули хозяину квартиры: «Уоддок, а не пора ли вам вызвать наряд полиции, чтобы усмирить нарушителя ночной тишины?» «Это излишне», – ответил Уоддок, – «Моя квартира находится на третьем этаже – а жильцам двух первых этажей этот тип досаждает куда больше, чем мне. Я уверен, что они уже успели вызвать полицию… Так что нам беспокоиться нет смысла!» Он оказался прав: Не прошло и получаса, как к нам во двор действительно заехал какой-то полицейский автомобиль… Ровно за полминуты до его приезда заснувший любитель музыки неожиданно проснулся, врубил полный газ и молниеносно покинул место событий. Патрульная машина припарковалась на том же самом месте под нашими окнами. Из неё вылез полицейский наряд и принялся неторопливо бродить по двору в поисках нарушителей тишины. Разумеется, они тоже включили в машине свою собственную музыкальную установку… Ещё полчаса они без особого толку шастали у нас под окнами. (Мы отчётливо слышали, как они переговариваются друг с другом по рации и без рации, а заодно переругиваются с жильцами соседних домов.) Но вот наконец они, так ничего не добившись, залезли обратно в машину и двинулись в обратный путь. Проезжая по двору, они сделали такое резкое ускорение, что у всех припаркованных автомобилей разом сработала противоугонная сигнализация. Когда патруль покинул двор, в нём опять стало пусто, как в образцово-показательном микрорайоне глубокой ночью – и лишь два десятка припаркованных машин продолжали надрывно реветь сиренами и мигать разноцветными лампочками… Владельцы загудевших машин стали понемногу просыпаться и выбегать во двор, чтобы отключить сигнализацию. Не прошло и получаса, как ночная тишина была почти полностью восстановлена. Гудеть продолжала лишь одна, самая настойчивая машина… Уоддок высказал предположение, что её владелец проживает окнами в другую сторону и попросту не слышит рёва сирены. Зато нам с Уоддоком он был слышен прекрасно… Как известно, частота автомобильной сирены специально подобрана таким образом, чтобы будить своим воем хозяина машины, а заодно и всех прочих жителей двора. Так что заснуть в ту ночь нам было совсем не просто… Уоддок всячески пытался вселить в нас оптимизм. Он сказал: «Нам ещё повезло, что источник шума находится снаружи дома, а не внутри! Вот если бы сирена гудела из соседней квартиры, нам бы пришлось гораздо хуже…» Он посоветовал нам затыкать уши собственными пальцами: правое ухо – пальцем левой руки, а левое – пальцем правой. (Или же наоборот.) Попутно он выразил надежду, что к утру в гудящей машине наверняка подсядут аккумуляторы, после чего её вой сам собой затихнет… Воплотить в жизнь его советы насчёт затыкания ушей мы так и не смогли. К сожалению, по ночам мы можем свободно пользоваться лишь пальцами одной, левой руки… (В правой мы держали наши табельные пистолеты. К слову, заткнуть ухо пистолетным дулом нам также не удалось ввиду несоответствия его диаметра с размером наших ушных раковин.) К утру рёв сигнализации действительно немного ослаб… Но тут нас подкараулила очередная неприятность: В нашем доме неожиданно включилось электричество. Радостные жильцы немедленно возобновили свои ремонтные работы, торопясь наверстать упущенное за два предыдущих дня… Мы с Маклуски наконец осознали, что мы – лишние на этом празднике жизни. Не дожидаясь окончания выходных, мы поспешили взять руки в ноги и срочно дали дёру из этого беспокойного Бембриджа… Уоддок всё никак не мог взять в толк, чем же мы недовольны. Он сказал: «Сейчас у нас – ещё не самая шумная пора. Вот летом тут будет гораздо веселее! Приезжайте-ка вы ко мне в гости месяца через три-четыре – и услышите, как во дворе целый день стрекочут специальные суперсовременные травоподстригающие машинки, а по ночам бродят горластые компании вобнимку с супермощными музыкальными установками… Уверяю вас: Ничего подобного вы нигде никогда не слышали!» «Мы подумаем над вашим предложением!» – ответили мы Уоддоку и вприпрыжку помчались на бембриджский вокзал… Минувшую ночь мы провели на какой-то захолустной железнодорожной станции под Бембриджем, сидя на скамейке посереди зала ожидания. Только тут мы наконец нормально выспались после пяти суток пребывания в этом удивительном панельном дурдоме…