Бродяги Дхармы - стр. 9
– Ух ты!
– Это, конечно, мой собственный перевод на английский, видишь – на каждую строчку по пять знаков, а мне приходится вставлять западные предлоги, артикли и все такое.
– А чего не переводишь как есть: пять знаков – пять слов? Что тут в начале?
– Знак «взбираться», знак «вверх», знак «холодный», знак «гора», знак «тропа».
– Ну вот так и переводи: «Карабкаюсь вверх тропою Холодной горы».
– Ага, а что тогда делать со знаком «длинный», знаком «горловина», знаком «забитый», знаком «обвал», знаком «валуны»?
– Где это?
– Третья строчка, тогда придется читать: «Длинная горловина забита валунами обвала».
– Да ведь так даже лучше!
– Н-ну да, я об этом тоже думал, но надо, чтоб одобрили универовские спецы по китайскому и чтоб по-английски звучало нормально.
– Слушай, какая четкая штука, – я оглядел его маленькую хижину, – и ты тут такой сидишь себе тихо, в этот тихий час, занимаешься совсем один, в очках…
– Рэй, тебе вот что надо – как можно скорее пойти со мною в горы. Хочешь залезть на Маттерхорн?
– Клево! А где это?
– В Высоких Сьеррах. Можем поехать туда с Генри Морли на его машине, взять рюкзаки и пойти от озера. Я к себе сложу еду и все, что нам понадобится, а ты попросишь маленький мешок у Алвы и прихватишь сменные носки, обувь и все остальное.
– А это что за иероглифы?
– Здесь написано, что Ханьшань после многих лет скитаний по Холодной горе спустился повидаться с родней в городе – и говорит: «До недавнего времени я жил на Холодной горе» и так далее, «вчера зашел к друзьям и семье, и больше половины их пропало в Желтых Источниках» – это значит смерть – Желтые Источники, – «а нынче утром я – лицом к лицу с моей одинокой тенью, не могу заниматься – глаза полны слез».
– И это совсем как у тебя, Джафи: заниматься, когда глаза полны слез.
– Нет у меня в глазах никаких слез!
– А разве их не будет через много-много лет?
– Конечно будут, Рэй… и еще вот смотри: «В горах холодно, здесь всегда было холодно, не только в этом году», – видишь, он в натуре высоко, может, двенадцать или тринадцать тысяч футов или даже больше, в вышине – и говорит: «Зазубренные обрывы всегда заснежены, леса в темных ущельях изрыгают туман, трава в конце июня только пробивается, а в начале августа листья уже опадают, и я вот здесь, летаю высоко, как торчок…»
– Как торчок!
– Это мой перевод, на самом деле он говорит: «Вот я здесь, высоко, как сенсуалист из города внизу», но я осовременил и облагородил.
– Четко.
Я спросил, почему Ханьшань стал для Джафи героем.
– Потому что, – ответил он, – Ханьшань был поэт, горный человек, буддист, преданный принципу медитации на сущность всех вещей, к тому же, кстати, вегетарианец, но по этому оттягу я еще не встрял; я прикинул, что, наверное, в этом современном мире быть вегетарианцем – слегка отдает занудством, поскольку все разумные существа едят, что могут. А он был человек уединения, мог отчалить сам по себе и жить чисто и верно самому себе.