Бриллианты безымянной реки - стр. 9
Произнеся последнее, сложное для эвенкийского языка, слово, Осип будто бы устал, затих, примолк. Наверное, готовится поведать новому техноруку о своей любви к чтению сложных – опять-таки, в посёлке геологов приличная библиотека – и карточной игре. Преферансист чёртов! Глубоко вздохнув, Архиереев решился принять всю инициативу на себя.
– К чему споры, товарищи? – проговорил он, вскакивая. – Предлагаю назвать наш посёлок в честь ссыльного демократа-революционера Чернышевского.
Присутствующие оживились. В их речах среди прочих бессвязных выкриков «Осиповка», «Новая Москва», «Ленинградск», «Масловка», «Андреевка» всё чаще звучало корявое слово «Дальстрой».
– Не ты ли, капитан, этих самых демократов на «Дальстрое» давил пачками? – сказал кто-то.
Его поддержали несколько насмешливых голосов:
– Говорят, там вся земля костями устлана. Как в блокаду, хоронили в братских могилах.
– Кто это говорит? Все освободившиеся давали подписку о неразглашении, а ты разглашаешь…
– Да я там не был! Но слухи, сплетни…
– Болтун – находка для шпиона!
– …а говорили, как в блокаду, братские могилы без крестов и надписей…
– Вот и наш капитан освободился, га-га-га, от должности, а молчит. Видать, тоже подписку давал…
А кто-то, видимо, самый умный, улучив момент относительного затишья, произнёс:
– Зэки и их охрана – две стороны одной медали. Главное управление лагерей – государство в государстве. Принимай предложение капитана, братва. Он толк в демократии и демократах хорошо знает.
Архиереев обернулся к техноруку. Тот сидел, прямой, словно штык проглотил, руки скрещены на груди в тщетной попытке отгородиться от происходящего. Клавдий Васильевич пристально всматривался в каждое лицо, словно каждого желал запечатлеть фотографическим образом, чтобы затем приобщить изображение к делу.
Вот это партсобрание! Вот это учинили дебош! Архиереев склонился к техноруку, горячо зашептал в ухо:
– Вроде бы простые советские лица. Да? Все без исключения, кроме супругов-эвенков, бородатые, что и неудивительно. В местном климате в бороде теплее. Лица открытые, глаза ясные. Люди как люди. Характеры без подлога, без червоточин – изнанка соответствует лицевой стороне. В таком случае откуда такие представления? Впрочем, они ведь, скорее всего, правы. И общественно осуждаемая смелость суждений ни при чём. Ведь дальше этих мест уже не сошлют. Куда же дальше-то ссылать? Люди живут и трудятся в ужасающе трудных условиях. Куда же дальше-то? Отсюда смелость и открытость при местном-то коммунизме, который, как вы сами видите, уже построен.