Бриллиантовый крест медвежатника - стр. 32

Здесь царствовали кулак и дубинка, ибо надзиратели были свирепее цепных псов и относились к заключенным как к бессловесному скоту. Словом, Ярославская крытка вполне оправдывала свое второе, бытующее у зэков, неофициальное название – «Коровники».

На второй или третий день по прибытии в «Коровники» Стояна, как арестанта, склонного к побегу, заковали в цепи и бросили в крохотную одиночку с оконцем, едва не упирающимся в закопченную стену другого тюремного корпуса. Железный стол, железный стул на шарнирах поднимались и опускались, как боковые места третьего класса в поездах, а вместо иконы стояла и отчаянно воняла в «красном» углу параша.

– Сидеть днем не положено, – слышал всякий раз Стоян при попытке присесть на стул.

– От окна отойдь! – раздавался стук в дверь камеры и грубый окрик, когда он подходил к окну. А когда он начинал ходить по камере, надзиратель орал за дверью:

– Немедля прекратить греметь кандалами!

Оставалось одно – стоять, да так, чтобы не загораживать собой волчок: круглое оконце в двери камеры, в которое почти неотрывно пялился надзиратель.

Осенью состоялся суд. Стояну припомнили его ярославский должок, сделанный им в апреле 1904 года: кражу нескольких драгоценных риз из городского Спасо-Преображенского монастыря и ограбление бакалейной лавки с двумя убийствами – хозяина лавки и его сына. И хотя защитник Стояна камня на камне не оставил от второго обвинения, суд признал Стояна виновным в обоих деяниях, и к тринадцати годам каторги накинули еще двенадцать. Ушлые ребята – господа газетные репортеры – провели собственное расследование и выяснили, что Стоян к ограблению лавки и двойному убийству не причастен, однако Варфоломею все же светил уже официально четвертак.

Что делать с таким сроком? Конечно, бежать. И Стоян стал готовить побег. Целый год он налаживал связи с волей, обрабатывал надзирателей, составил детальную схему Ярославской тюрьмы и выучил ее наизусть так, что мог с закрытыми глазами пройти подвалами, коллекторами и прочими коммуникационными тропами от самого дальнего корпуса крытки до ее центральных ворот. Он добыл фонарь, веревки, спички, крюки, нож и даже допотопный шестизарядный «лефоше» и уже наметил день побега, но тут один ссучившийся вор донес на него начальнику тюрьмы. Вора этого вскорости удавили полотенцем, но столь тщательно готовившийся побег, обещавший быть удачным, был сорван…

Чтение прервал негромкий стук в дверь. Савелий отложил вырезки и прошел к двери:

– Кто?

– Я, – ответил Мамай.

Родионов открыл дверь:

– Проходи.

– Не, – ответил старый слуга. – Шибка поздыно уже. Тебе надэ сыпать, жене тывоей надэ сыпать, мине надэ сыпать. На вот, вазмы.