Размер шрифта
-
+

Бриллиант из крокодиловых слез - стр. 20

– Она, зараза, – вздохнул сосед. – Стыдно признаться: мигрень, самая бабская болезнь пристала!.. Ты смотри, мужик, если кому скажешь… Это ж вдруг кто узнает, что Слон мигренью мучается, – никакого ко мне уважения не будет!

– Слон? – удивился Валентин Петрович. – При чем здесь слон? Разве у слонов бывает мигрень?

– То-то и оно, что бывает. Слон – это погоняло мое. Кликуха то есть, что непонятного? Мигрени у авторитетного человека быть никак не положено. А у меня вот есть…

– Постойте, многоуважаемый слон, – оживился профессор. – Кажется, я могу вам помочь. Верховный колдун племени козюмбра подарил мне замечательное лекарство, буквально от всех болезней. Там яд змеи пуф-пуф, печень черного козла…

– За козла ответишь, – машинально вставил Слон.

– Правда, мне самому это лекарство не помогло, – бормотал профессор, расстегивая пижаму, – но это, наверное, потому, что в Африке простудные заболевания не очень распространены…

Валентин Петрович вытащил из-за пазухи керамическую бутылочку, которая висела у него на шее, как медальон. Взял с тумбочки соседа стакан, плеснул воды и насыпал щепотку подозрительного зеленого порошка.

– Непременно должно помочь. Змеиный яд, цветки колуханции прекраснолистной…

Размешав порошок в воде, Валентин Петрович протянул стакан соседу:

– Выпейте, сразу станет легче!

– Дерьмо какое-то. – Сосед с опаской покосился на стакан. – Слышь, мужик, а я не отравлюсь?

– Нет, – успокоил его профессор. – Я сколько раз его принимал – и хоть бы что!

– Ты так считаешь? – Слон оглядел Валентина Петровича с ног до головы. – Нет уж, обойдусь.

– Как знаете, – с сожалением проговорил Валентин Петрович, – я хотел как лучше…

Вдруг лицо соседа перекосилось от боли. Он схватился за голову и застонал.

– Ладно, – выдохнул он через секунду, – давай свою отраву. Если и помру, хуже все равно не будет.

Валентин Петрович поднес стакан с африканским снадобьем к губам страдальца. Тот с опаской втянул губами подозрительную жидкость и стал напряженно прислушиваться к себе.

– И правда легче, – не до конца еще веря, проговорил он через минуту. – Ну-ка давай сюда…

Он в два глотка допил то, что оставалось в стакане, и вытянулся на кровати. Лицо страдальца порозовело, исчезло выражение непереносимой муки. Поначалу на нем все еще было написано некоторое недоверие, но вот постепенно оно осветилось улыбкой. Улыбка была непривычным украшением для этого заскорузлого лица, и оно, это лицо, чуть не треснуло. Это было похоже на то, как если бы вдруг улыбнулся трехсотлетний дуб.

– Слышь, мужик! – В голосе Слона слышалось самое настоящее счастье. – В натуре, легче стало! Тебя как зовут-то?

Страница 20