Бред какой-то! - стр. 25
– Это неважно, – отозвался доктор Блум.
– У этого кота больше не было никого на свете.
– А кто есть у тебя, Салли Мо?
Я хотела насочинять, что у меня есть подруги и друзья – целый футбольный стадион, – и назвать имена ребят из нашей школы, но знала, что он меня раскусит. И решила не врать.
– Твоя мама говорила, что после смерти дедушки ты ни с кем и словом не обмолвилась. Ни разу.
– Поэтому меня к вам и послали, – сказала я.
– Салли Мо, – ответил доктор Блум, – пора тебе начать существовать. Между тобой и реальным миром долгое время тянулась тоненькая ниточка – через дедушку. Но теперь эта ниточка оборвалась. Ты не боишься прикасаться к людям?
Мне этот вопрос не понравился. Его уже сто раз задавали школьные психологи. Думали, я аутистка. Потому что я ни с кем не играла, сидела за последней партой совсем одна, получала сплошные пятерки за все контрольные и делала доклады о древнегреческих писателях, из которых никто не понимал ни слова. Вот психологи и считали, что ребенок страдает аутизмом. В начальной школе. И они давали мне всякие задания типа: «Подойди вон к тому мальчику и скажи, что у него красивый свитер». Я подходила вон к тому мальчику и говорила, что у него красивый свитер. Так что они все равно ничего не добились. Прямо видно было, как они в уме зачеркивают диагноз «аутизм». А вон тот мальчик меня не видел и не слышал. Шел мимо, словно меня нет. В своем дурацком свитере. Психологи и психиатры учат человека врать.
В начальной школе я восемь лет просидела в уголке для чтения, куда никто и носа не совал, даже учителя. Мама думала было перевести меня на домашнее обучение, но эту затею никто не одобрил, да мама сама не больно-то хотела. А в гимназии меня признали высокоодаренной и больше на мой счет не заморачивались. Раньше самых тупых учеников ставили в угол класса и надевали им колпак с надписью «осел». А я торчу в углу, и на моем колпаке написано «высокоодаренная». Такие дела.
– Ладно, другой вопрос, – произнес доктор Блум через некоторое время, поняв, что ответа от меня не дождаться. – Есть ли на свете кто-нибудь, кого ты любишь?
– Дилан, – сказала я.
– Это такой певец или мальчик?
– Мальчик.
– И ты не боишься к нему прикасаться?
– Я бы очень хотела весь день лежать рядом с ним, – сказала я, – голая, как бритва.
Я тогда еще не очень понимала, чего стóит доктор Блум, и решила, что пора это выяснить.
– Это хорошо, – сказал он, – это правильная мысль.
Тут он мне снова понравился.
– А почему ты этого не делаешь? – спросил он.
– Да вы что, – сказала я, – мне же тринадцать лет!