Братья Стругацкие. Письма о будущем - стр. 35
И именно об эпохе образования и овладения богатством цивилизационного наследия пишет И. С. Панарин: «…Континентальная культурная революция, в которой нуждается все человечество, должна состоять в том, чтобы сконструировать принципиально иную «машину времени» в которой великое культурное наследие не бракуется, а используется».
В предыдущем разделе уже был сформулирован тезис о том, что описания будущего возникают и создаются не исключительно в силу литературной фантазии тех или иных авторов, а в силу того, что они выражают нежелание общества признать наличную для него действительность лучшей из миров. Приведенный пример подтверждает это утверждение: футурологические поиски 1960–1970-х гг. были признанием проблемности существующего мира, и даже «технооптимизм» был рожден лишь оптимистической уверенностью, что человек, создавший проблемы своего времени, сможет использовать «…некоторые возможности, которые часто связывают с концепцией «постиндустриального» общества» – для того, чтобы их решить.
Решены они не были. На смену технооптимизму Г. Кана пришел технопессимизм О. Тоффлера, достигший критической точки в работах исследователей Римского клуба – Д. и Д. Медоуз («Пределы роста», 1972), А. Печчеи («Человеческие качества», 1977) и др. основанный, в частности, на пяти положениях: рост мирового народонаселения; истощение минеральных ресурсов; загрязнение окружающей среды; реакция на всё это промышленного и сельскохозяйственного производства.
Многие из выведенных из этих положений прогнозов пока не сбылись. Но спустя тридцать лет И. С. Панарин вынужден был говорить и о более широком круге проблем. Как собственно и писали авторы «Года 2000»: «О таких изменениях в будущем, которые могут быть не менее важными, чем вызванные индустриализацией в XVIII и начале XIX столетий».
Вместе с тем, необходимо обратить внимание и еще на один важный момент. Бесспорно, классические футурологические работы 1960–1970-х гг. опирались на не несравнимо более значимую научную базу, чем утопические прогнозы прошлого. Однако, наверное, нет оснований утверждать, что они дали существенно более точные прогнозы будущего. Более того, представляется, что большая часть упреков, которые критики утопического сознания адресовали утопическим проектам – в значительной степени могут адресоваться футурологическим доктринам.
Даже форма работ футурологов и утопистов – сопоставима. При всех атрибутах научности «Года 2000», переводчики были вынуждены предварить издание строками, уместными в начале фантастического романа: «Текст книги Г. Кана и А. Винера оставляет впечатление продиктованного на диктофон и плохо отредактированного авторами. Следствием этого являются неточные формулировки, повторы и другие шероховатости перевода. Редакторы не сочли возможным вносить свои изменения в текст и сохранили его, по возможности, близким к оригиналу.