Братья Карамазовы. Том 3. Книга 2 - стр. 59
Эти слова ясно и четко прозвучали в сознании Алексея Федоровича, как только он вошел в Собор. Массивные двери вдруг захлопнулись, по преданию, на всех протестантских церквях в Женеве, были установлены часы и как только наступал час мессы двери их запирались, так и случилось и в этот раз. Алексей Федорович, слегка вздрогнул и прошел во внутрь.
Интерьер храма почти не имел никаких украшений. От католического "наследства" остались витражи, резные хоры, кафедра и резные капители колонн с изображением русалок и разных монстров. Здесь же находится и невысокий аскетичный "стул Кальвина". Он остановился возле него, обильный пот катился с него, все плыло перед ним и сам он находился в каком-то полубредовом состоянии.
С чем пришел? – услышал он громогласный голос.
Веру потерял, теперь не знаю, как ее обрести, – ответил Алексей Федорович.
Так стой и слушай!
Почти вся наша мудрость – во всяком случае заслуживающая наименования истинной и полной мудрости – разделяется на две части: знание о Боге и обретаемое через него знание о самих себя. Оба эти вида знания соединены друг с другом таким множеством связей, что не всегда легко отличить, который из них предшествует другому и порождает его. Во-первых, никто не может созерцать самого себя, не обратившись сразу же к созерцанию Бога, которым живёт и движется. Ведь ясно, что способности, заключающие в себе всё наше достоинство, принадлежат вовсе не нам, что всей своей силой и добродетелью мы обязаны Богу. Во-вторых, изливающиеся на нас капля за каплей небесные блага приводят нас к их неисчерпаемому источнику, подобно тому, как приводят к своему источнику малые ручейки.
Но прежде всего обращать взор к небу нас заставляет то бедственное положение, в которое вверг всех людей мятеж первого человека – и не только в ожидании благ, которых мы лишены как люди бедные, сирые и алчущие, но и для того, чтобы пробудиться от страха и таким образом научиться смирению. Ибо человек, лишившись небесных облачений, превратился в средоточие всяческой низости и вынужден с великим стыдом выносить в своей наготе столько бесчестья, что впал в совершенную растерянность. Кроме того, необходимо, чтобы сознание наших бедствий жестоко терзало нас и тем самым хоть немного приближало к познанию Бога. Именно ощущение нашего невежества, тщетности усилий, нищеты, немощи, нечестия и порочности приводит нас к осознанию того, что только в Боге можно найти свет истинной мудрости, непоколебимую добродетель, изобилие всяческих благ и неподкупную справедливость. Когда же от созерцания Божьих благ мы обращаем взор на самих себя, то испытываем потрясение при виде собственного ничтожества и не можем не преисполниться отвращения ко всему, чтобы затем сознательно устремиться к Богу. Ведь каждый человек склонен к самодовольству, пока не знает своего истинного облика. Он похваляется дарами Божьими, словно пышными церковными облачениями, не ведая о своём ничтожестве или забывая о нём. Поэтому знание о самом себе не только побуждает человека к богопознанию, но и является средством достижения знания о Боге.