Братья Берджесс - стр. 39
Вернулась Сьюзан.
– Не ожидала тебя здесь увидеть. После того, какую кашу ты заварил с утренней газетой.
– Ну, я же хочу помочь… – Боб отложил журнал.
– Вот я и говорю, не ожидала тебя здесь увидеть.
Сьюзан выпустила собаку во двор, сняла пальто.
– Завтра утром я встречаюсь с Чарли Тиббетсом. Сама знаешь.
– Он мне звонил. Говорит, что задерживается. Будет в городе только во второй половине дня.
– Ладно. Значит, встречусь с ним во второй половине дня.
Когда в дверь вошел Зак, Боб встал ему навстречу.
– Иди-ка сюда. Поговори со своим стариком-дядей. Начнем с того, как прошел сегодня твой день.
Зак стоял перед ним бледный и напуганный. Подстриженные бобриком волосы не закрывали беззащитно торчащие уши, однако черты лица уже были по-взрослому угловатыми.
– Э-э… давайте попозже.
Парень вновь скрылся в комнате, и, как и накануне, Сьюзан отнесла ему туда еду. На этот раз Боб никуда не поехал, остался на кухне пить вино из кофейной чашки и есть разогретую в микроволновке мороженую пиццу. Весь вечер они в молчании смотрели телевизор. Пульт был у Сьюзан, и она переключала канал всякий раз, когда начинались новости. Телефон по-прежнему молчал. В восемь Сьюзан пошла спать. Боб вышел на заднее крыльцо покурить, вернулся, прикончил вторую бутылку вина. Спать не хотелось. Он принял таблетку снотворного, потом еще одну. Вторую ночь подряд он провел ужасно.
Разбудили громыхающие дверцы кухонных шкафов. Сквозь жалюзи уже настойчиво пробивался утренний свет. Боба мутило, как бывает, когда заснешь на снотворном, и тебя поднимут слишком рано. Вместе с дурнотой пришла мысль о том, что сестра в ярости поразительно похожа на мать, на которую в их детстве порой накатывали приступы буйного гнева. Объектом их никогда не бывал Боб, скорее, собака или укатившаяся со стола и разлетевшаяся вдребезги банка арахисового масла, или – чаще всего, почти всегда – Сьюзан, которая вечно горбится, не может как следует погладить рубашку и убрать свою комнату.
– Сьюзан… – Язык не слушался.
Сестра остановилась в дверях.
– Зак уехал на работу, – сообщила она. – И я тоже уеду, как только приму душ.
Боб прижал ладонь ко лбу в пародии на воинское приветствие, встал, нашел ключи от своей машины.
Вел он очень аккуратно, как будто сел за руль после долгой болезни. Сквозь лобовое стекло мир казался очень далеким. На заправке Боб зашел в магазинчик и был ошеломлен и даже почти напуган окружившим его со всех сторон разношерстным ассортиментом – пыльными солнечными очками, батарейками, дверными замками, сладостями. За прилавком стояла молодая темнокожая женщина с большими карими глазами. Одурманенное сознание Боба восприняло ее как нечто чужеродное. Женщина немного напоминала индианку, а сознание говорило Бобу, что продавец в Ширли-Фоллс должен быть белым и почти обязательно толстым. Вместо этого сюда пересадили лоскуток Нью-Йорка, где продавец мог выглядеть как угодно. Только вот смотрела эта темноглазая женщина совсем не любезно, и Боб почувствовал себя незваным гостем. Он тупо побродил между полок, кожей ощущая настороженность продавщицы и чувствуя себя так, будто что-то украл, хотя в жизни не крал ничего в магазинах.