Братство камня - стр. 26
– В этой части?
Дагер подошел ближе к экрану. Диана не взялась бы определить точный возраст хирурга – ему могло быть и тридцать и пятьдесят лет. Угловатое лицо было иссиня-бледным, но больным он не выглядел: казалось, что от него исходит внутренний свет. Хирург постучал пальцем по снимку:
– Есть еще одна проблема. У Люсьена двусторонний ушиб мозга, и тут мы почти бессильны.
– Какие-то участки серьезно пострадали?
Хирург сделал неопределенный жест:
– Мы не знаем. Сейчас нас больше волнует другое. Мозг, как и все остальные части человеческого тела, после удара отекает. Но черепная коробка закрыта, и никакое расширение этой емкости невозможно. Если мозг будет слишком сильно сжат стенками черепа, он не сможет выполнять жизненные функции и погибнет.
Диана покачнулась и вынуждена была опереться о стол. На бледном лице врача плясали синеватые блики от негатоскопа. Жара и мерцание ламп дневного света делали обстановку в помещении невыносимой.
– Вы… вы ничего не можете сделать?
– Мы поставили вторую дренажную трубку, чтобы постоянно контролировать внутричерепное давление. Если оно будет расти, мы откроем канал и откачаем несколько миллилитров спинномозговой жидкости. Это единственный способ.
– Но мозг ведь не может расширяться до бесконечности?
– Нет. Конечно нет. Мы должны будем очень внимательно следить за состоянием Люсьена, чтобы не допустить ухудшения, пока все не войдет в норму.
– Доктор, прошу вас, ответьте откровенно: Люсьен… он… мой сын может выкарабкаться? Выйти из комы?
Дагер снова сделал неопределенный жест:
– Да, если быстро снизится внутричерепное давление. В противном случае битва будет проиграна. Мозг погибнет.
В кабинете повисла тишина.
– Нужно ждать, – заключил Дагер.
И Диана ждала – вот уже девять дней.
Девять вечеров подряд она в конце концов возвращалась к себе на улицу Валетт рядом с площадью Пантеона. Беспорядок в доме был отражением ее беспомощности и одиночества.
Она пересекла центральный двор. Территория больницы с множеством корпусов, магазинчиков и часовней напоминала городок. Днем здесь царило обманчивое оживление, и родственникам пациентов почти удавалось забыть о болезнях и борьбе со смертью. Но по ночам, когда на больницу опускались тишина и одиночество, здания обретали загробное высокомерие, словно их обступали страх, недуги и небытие. Диана вступила на последнюю аллею, которая вела к высоким воротам.
– Диана…
Она остановилась и прищурилась, вглядываясь в темноту.
В круге света от фонаря на газоне выделялась темная фигура ее матери.
9
– Как он? – спросила Сибилла Тиберж. – Могу я на него взглянуть?