Братство идущих к Луне - стр. 41
И холсты, и подрамники для нетленки Роман всегда заказывал под свои собственные размеры, и грунтовал сам – качество грунтованных холстов, имеющихся в продаже, его категорически не устраивало. Работал он над каждой нетленкой по два-три года, поэтому нетленок за всю жизнь написал меньше тридцати штук, но принципиального значения это не имело, потому что нетленки Роман никому, кроме самых близких друзей, не показывал. Точнее, он в какой-то момент, после неких событий, перестал это делать, и нетленки в результате прочно осели в стенах его квартиры, частью на стенах, частью – запакованные и убранные подальше от любопытных глаз.
Нетленки – это было святое. Всё остальное, в том числе работы выставочные, заказные, и прочие, Роман давно окрестил жописью, и относился к ним без всякого сожаления, максимум – с разумной осторожностью. Жопись можно было продавать, дарить, выставлять, отдавать на растерзание критикам; она легко писалась, и столь же легко Роман разлучался с ней, не испытывая ни угрызений совести, ни жалости. Это было ремесло, и не более. А вот то, что ремеслом не являлось, стояло сейчас перед Романом на мольберте, купаясь в прозрачном летнем утреннем свете. Именно над этим не-ремеслом Роман работал третий год, вкладывая в картину всё, что было в душе, и прекрасно осознавая при том, что картина эта – последняя, следующей уже не будет.
Композиция на холсте выглядела обманчиво-простой, всё было вроде бы стандартно. Волнующееся море, шторм, облака, солнечные промоины, через которые врывается в пространство изображения свет, рисующий на воде яркие блики, и – входящий с левой стороны картины в поле зрения корабль, точнее – яхта, на которой находятся какие-то люди. Это было то, что зритель, впервые увидевший работу, различал с самого начала, а вот дальше… дальше, чем больше человек смотрел на картину, тем больше деталей он начинал замечать. Яхта при ближайшем рассмотрении оказывалась отнюдь не современной обычной яхтой, нет, это был какой-то фантастический корабль, ни на что не похожий. Потом обнаруживалось, что ракурс изображения тоже необычен – больше всего он походил на картинку, которую могла бы видеть взлетающая птица, но никак не человеческий глаз. Дальше в прозрачной воде становились видимы очертания какого-то то ли животного, то ли чудовища, огромного, тоже ни на что не похожего, поднимающегося к яхте сквозь толщу воды – и люди на судне, оказывается, знали о его присутствии, потому что черноволосая девушка, держась за ванту, указывала куда-то вниз, вторая девушка стояла, ухватившись за леер, и тоже смотрела в воду, двое мужчин готовились стрелять из оружия, слегка напоминающего автоматы, а из кабины яхты спешил к ним еще один мужчина с оружием явно посерьезнее – таким образом победа чудовища находилась под большим вопросом. Реалистичность и динамика картины поражали. Роман, готовясь к этой работе, пересмотрел сотни, если не тысячи работ маринистов; обошел все доступные выставки в Москве, съездил к морю сам, и провел там почти месяц, перечитал уйму литературы о парусных судах, пересмотрел кучу видео. Два с половиной года назад ситуация с прыгающим давлением у него была получше, да и сил было побольше. И он – искал. Искал все возможные совпадения в реальности с тем, что видел у себя в голове. Искал, и сверялся. Потому что каждая капля воды, каждый луч света, каждое движение – всё было важно и значимо. Ракурс он «ловил» три месяца, изводя в процессе кучу блокнотов, карандашей, картонов, и акрила; десятки набросков летели в помойку, десятки картонок были сгоряча переломаны, и десятки карандашей сточены в ноль. Добившись нужно ракурса, он приступил к разметке холста – на это ушло ещё три месяца.