Браслеты Скорби - стр. 8
– Нет! – выпалил Ваксиллиум и поморщился. Перебивать бабушку Ви было не очень мудро. Она никогда не повышала голос, но ее неодобрение ощущалось как надвигающаяся гроза. Он продолжил чуть тише: – Нет, бабушка. Отыскать правду совсем не легко.
– У нас для этого есть традиции. Тебе об этом каждый день говорят на уроках.
– Это одна точка зрения, – возразил Ваксиллиум. – Одна философия. А их так много…
Бабушка потянулась через стол и накрыла его руку своей. Ее кожа была теплой от чашки с чаем.
– Ах, Асинтью! Понимаю, как тебе трудно. Ты ребенок двух миров.
«Два мира, – тотчас же подумал он, – а дома-то нету».
– Но ты должен прислушиваться к своим учителям. Ты обещал мне, что, пока находишься здесь, будешь подчиняться нашим правилам.
– Я пытался.
– Знаю. Теллингдвар и другие наставники тебя хвалили. По их словам, ты усваиваешь материал лучше всех – то есть ты как будто жил здесь всегда! Я горжусь твоими успехами.
– Другие ребята не принимают меня. Я пытался поступать так, как ты говоришь, – быть более террисийцем, чем остальные, доказать им, что в моих жилах течет такая же кровь. Но они… я никогда не стану для них своим, бабушка.
– «Никогда» – слово, которое часто используют юные, – потягивая чай, проговорила Ввафендал, – но редко понимают. Позволь правилам руководить тобой. В них ты найдешь покой. Если кому-то не по нраву твое рвение к учебе – пусть. В конце концов благодаря медитации они примирятся с подобными эмоциями.
– Ты могла бы… приказать кому-нибудь подружиться со мной? – неожиданно для себя спросил Ваксиллиум и тут же устыдился собственной слабости. – Как сделала с Форчем.
– Посмотрим. А теперь ступай. Я не сообщу об этом неблагоразумном поступке, Асинтью, но, пожалуйста, обещай мне, что твоей одержимости Форчем придет конец и ты предоставишь Синоду право наказывать других.
Ваксиллиум попытался встать, но наступил на что-то скользкое. Наклонился и увидел пулю.
– Асинтью?
Он выпрямился, сжимая пулю в кулаке, и поспешил к двери.
– Металл – твоя жизнь, – произнес Теллингдвар, переходя к заключительной части вечерних чтений.
Ваксиллиум стоял на коленях, в медитативной позе, вслушиваясь в слова. Ряды умиротворенных террисийцев схожим образом почтительно склонились, прославляя Охранителя, древнего бога их религии.
– Металл – твоя душа, – продолжал Теллингдвар.
В этом тихом мире было так много совершенства. Почему же Ваксиллиуму иногда казалось, что одним своим присутствием он его пачкает? Что все – части одного большого белого полотна, а он – пятно в нижнем углу?
– Ты охраняешь нас, и потому мы принадлежим тебе. – Голос Теллингдвара словно начал отдаляться.