Бракованные - стр. 27

— Дава, перестань на меня дуться!

— Дуются шарики на параде! — грубо бросил Давид. — А я просто не хочу тебя видеть. Ты… ты… — Давид открывал рот и хватал воздух, он злился на друга и не знал, как высказать ему все то, что накипело.

— Что я? Бракованный? Да, Дава. Да! Ты это уже мне сказал, спасибо, я знаю. Тебе легко говорить: тебя растили в любви и заботе, ты не знаешь каково это — вместо обеда получить костылем в пах, а вместо ужина — мокрой тряпкой по морде! А постель делить с крысами и комарами на колючем сене.

Давид вскочил и вытянул руку вперед:

— Да, меня любили, но ты не можешь все валить на несчастную судьбу, голодное и испорченное детство. Мы с тобой уехали из города в восемнадцать. Тебе скоро сорок. Что ты делал двадцать лет? Почему не взял свою судьбу в руки и не стал счастливым? Никто не мешал тебе. Да, ты не можешь поменять прошлое, но ты можешь изменить настоящее и будущее. Ты можешь дать своим мальчикам то, чего не было у тебя — отцовскую любовь!

— И дам! — закричал Дима. — Я сделаю для них все! Они ни в чем не будут нуждаться! Я их окружу и вниманием, и любовью!

— Ты ударил их мать, и они это видели, такой любовью ты собираешься их окружить, да?

— А что я должен был сделать? — закричал Дима.

— Подойти, обнять и успокоить!

— Не могу я! Не могу я подойти и обнять. Не люблю я ее, мне противно, неужели ты не понимаешь? Вот ты ненавидишь змей, и, если я скажу: подойди, обними, погладь, что ты будешь делать? Сможешь?

Давид задумался, потер нос ладонью.

— За что так ненавидеть? Что она тебе сделала?

— Да откуда я знаю, почему у меня к ней такие чувства? Вот просто… так есть… и я ничего не могу с этим поделать. Да, пощечина была грубой… — Дима замолчал, с трудом сглатывая воспоминания. — Просто она выла так же, как моя мать. Ты этого, наверное, уже не помнишь…

Дима тяжело дышал, в глазах стояли слезы.

— Помню.

Давид подошел и обнял друга. Потом сел и произнес:

— Все, забыли, проехали.

Дима облегченно выдохнул.

5. Любовь не радуется неправде, а сорадуется истине

Последующие три месяца жизнь Алены превратилась в ад.

Дом, который сгорел, подлежал сносу, но никто даже не подумал о расселении жильцов. Обещали, да, но не более. Дима сказал, что решит этот вопрос чуть позже, когда поменяется власть, а пока сказал не беспокоиться и жить у него. Но Алена понимала, что уже никогда не вернется к себе на Остоженку. Пожар, как потом было установлено, случился на втором этаже, где жила бабулька Варвара Михайловна. Она зажгла гирлянды на елке и вместе с елкой и огоньками отправилась на тот свет. Между вторым и третьим этажами сгорели все деревянные балки, и дом практически разрушился.