Бракованные - стр. 16
— Это Игорь. Он серьезный парень, любит ремонтировать будильники, вентиляторы и все остальное, что подлежит сначала поломке, а потом ремонту.
Давид рассмеялся.
— А это Илья. Творческий ребенок: рисует, поет, танцует.
Мальчишки все еще продолжали рассматривать гостя, а тот вдруг вспомнил про подарки, вытащил из пакета два самосвала и протянул им.
Они не спешили брать, только заискивающе посмотрели на мать. Она им слегка кивнула в одобрение, они протянули свои маленькие ладошки и уже через мгновение с неподдельным восторгом рассматривали машинки.
Давид протянул Саше коробку с новым плеером. Алене явно пришелся не по душе такой презент:
— Давид, это очень дорогой подарок! — она действительно была расстроена.
— Для меня это пустяки, Ален, правда.
Она все равно сомневалась, но увидев, как загорелись глаза у Сашки, чуть оттаяла, хотя продолжала хмуриться.
— Присаживайся, я сейчас чай заварю.
— Я помогу! — откликнулся Сашка, отложил в сторону новый плейер, резко крутанул колеса своей инвалидной коляски и покатился к серванту с посудой, откуда достал пять чашек. С ними возвратился к столу, опять быстро крутанул кресло к шкафу, вытащил блюдца и приборы, вернулся, всю посуду расставил на стол, открыл коробку и принялся нарезать торт.
— Резво ты… — с восторгом произнес Давид.
Мальчик, улыбаясь, пожал худенькими плечами.
Потом они все вместе пили чай с тортом. Алена почти все время молчала, близнецы попросили добавки и несколько раз сказали, что «очень вкусно».
Сашка расспрашивал Давида про плейер, про все функции, которые он выполняет, мальчики чуть привыкли к гостю и тоже пытались обратить на себя внимание: Илья подарил свой рисунок, а Игорь маленькую шестерёнку от будильника.
Давиду было очень хорошо и очень плохо. Настолько хорошо, что он хотел остаться здесь навсегда. И настолько плохо, что ему хотелось убежать и больше никогда сюда не возвращаться.
Он смог просидеть у них всего час и, попрощавшись с Аленой и ее сыновьями, сел в машину и приказал вести его на работу.
Он зашел в темный офис, не включая свет сел в свое кресло и разрыдался. Он плакал громко, отчаянно всхлипывая, как малыш от горькой обиды, вытирая рукавом пиджака сопли и слюни. Он давился слезами, как охваченный ребяческой яростью подросток, закрывая лицо руками. Он выл, вырывая из себя взрослые, мужские слезы жалости и отчаяния.
Пока не услышал голос Димы:
— Все так плохо?
Давид прекратил рыдать. Он старался восстановить дыхание, прийти в себя, и сглатывал оставшиеся слезы молча, пока полностью не успокоился.
— Прости меня, Дав, — голос друга дрожал, — это я должен был пойти и вот так после этого… а ты опять все взял на себя…