Бракованные - стр. 41
— Хорошо, — киваю и теперь сама хватаю Евсеева за руку, потому что с места сдвинуться не могу. Три пары глаз с любопытством меня разглядывают, будто я диковинная зверушка, а они случайно оказались в зоопарке (что таких важных персон занесло специально в зоопарк, я не верю).
— И возьмите блокнот или ноутбук, вы понадобитесь на совещании в качестве секретаря, нужно будет после оформить пост-мит.
— Конечно, все будет сделано, — соглашаюсь моментально и наконец избавляюсь от тесного контакта с Мирославом. На ладони все еще тает фантомное ощущение мужской руки, поэтому растираю ее пальцами. — Вам чай или кофе? — перевожу тему, настраивая мужчин на рабочий лад.
— Кофе.
— А вам, Яков Игнатьевич? — поворачиваюсь к старшему Евсееву.
— Достойную невестку, — отмахивается он, не переставая возмущаться. — Я сюда не отдыхать приехал. Бутылку прохладной воды в стекле. Без газа, разумеется.
— Хорошо, — пулей вылетаю из кабинета, надеясь, что мне удастся пережить эту встречу.
Раздраженно цыкаю, понимая, что совершенно забыла о присутствии Самарина, который слишком уж затаился, наблюдая за нами. Ладно, этот не взбесится из-за отсутствующего кофе. Вхожу на кухню и суетливо осматриваюсь, будто не знаю здесь все наизусть. Достаю пачку молотого — бороться с кофемолкой нет ни сил, ни желания, тело обмякает, и мне приходится упереться руками в стол, чтобы не оказаться на полу. Голова идет кругом — нужно выдохнуть это безумие и вернуться в зал для совещаний с гордо поднятой головой и не пролитым на салфетки кофе.
Как там говорит Иринка: «Если в голове много мыслей, надо занять руки». Пара глубоких вздохов — и принимаюсь за работу. Холдер, кофе, темпер — все действия механические, лишенные души. Никогда еще так бездумно не готовила, обычно хоть немного стараюсь. Сегодня даже про плиту забываю и пользуюсь кофемашиной.
Разной степени ужасности предположения атакуют голову, выходят на первый план и вынуждают наблюдать за всеми возможными сценариями, где старший Евсеев играет главную роль. Успеваю подумать о том, что нам с Мирославом придется притворяться перед его родственниками и всякий раз разыгрывать любовь под пристальным наблюдением Якова Игнатьевича, который в лучших традициях Станиславского кричит «Не верю!» Как наяву вижу несчастливый финал разведенной женщины, в котором глава семейства Евсеевых пускает меня под пресс своего авторитета, оставляя лишь мокрое место. Разыгрываю даже сценку, в которой мне удается сбежать из страны, чтобы только никогда не попадаться на глаза Евсеевым.
— Ксения, — голос доносится как сквозь толщу воды. — Ксения, с вами все в порядке? — Мирослав касается моего плеча и несильно сжимает. Вздрагиваю и часто моргаю, с трудом фокусируюсь на обеспокоенном лице босса. Плечо горит — торопливо высвобождаюсь из плена горячих пальцев и позорно отступаю, чувствуя ускоренный бег крови по венам.