Бракованная - стр. 25

Выхожу в коридор с Эвой на руках.

Тогда же:

Эва

Никак не могу понять, как я оказалась на руках у… НЕГО!

И тут вспоминаю разочарованное лицо приемного отца, злой блеск в глазах дяди и летящую в мою сторону руку. Потом темнота. И вот я на руках у Царя – так я мысленно окрестила этого высокомерного типа, Величаева. Фамилия и имя под стать, чего уж там.

Словно сквозь вату слышу, как Лев переговаривается со своими подчиненными о ватрушке. Так и не понимаю, причем тут какая-то загадочная ватрушка. Потом меня сажают в машину на заднее сиденье. Очень скоро Величаев устраивается рядом, снова хватает меня, перемещает к себе на колени, вглядывается в мое лицо.

Я чувствую себя тряпичной куклой без сил. Голова гудит, словно колокол, в ушах шумит. В первые секунды мне даже не верится в то, что случилось в кабинете папы Авзурага.

Да, меня наказывали раньше, даже один раз досталось ремнем по мягкому месту, когда я вступилась за Риту. Но чтобы вот так… по лицу… наотмашь… нет, такого со мной еще не случалось… здесь, в «Отличной».

До того как попасть в детдом, а потом к Габарашвили, я жила с матерью и отчимом. От меня отказались только в двенадцать лет, и первые годы своей жизни я считала пощечины чем-то вполне обыденным. Только через некоторое время поняла, насколько жестока семья, в которой я родилась.

Может быть, оттого методы воспитания Габарашвили совсем не казались мне жестокими. Да, они полностью управляют нашими жизнями, держат нас за бесплатных работников, раздают команды направо и налево, зато не сопровождают эти команды подзатыльниками, кормят досыта, тепло одевают. Мне ли не знать, что бывают места похуже. Тем неожиданнее была пощечина, хотя я, конечно, знала, что меня не пощадят, если узнают о поцелуе.

– Как ты, Снегирёк? – спрашивает Лев.

Берет меня за подбородок, крутит лицо, оглядывая пострадавшую щеку.

«Гад! Предатель!» – мысленно проклинаю его я.

– Шеф, я сразу из аптечки достал, вот, приложите… – вдруг Льву что-то протягивает его огромный телохранитель и сразу же давит на газ так, что машина несется вперед еще быстрее.

Лев берет в руки небольшой пакет с мелкими белыми горошинками внутри, зачем-то лупит по нему ребром ладони, а потом прикладывает его к моей скуле. Пакет оказывается очень холодным, и я невольно отпихиваю руку «спасителя».

– Это гипотермический пакет… Хочешь, чтобы был синяк на пол-лица? – Лев настойчиво возвращает холодную штуковину на мою щеку. – Не бойся, Эва, я о тебе позабочусь.

Бояться? Вроде бы да, мне есть чего бояться – этот мужчина непредсказуем. Но пока мне слишком обидно, и обида побеждает страх.