Брачная ночь - стр. 2

Безусловно, росла я совершеннейшим невинным ребёнком, которого уберегали от всяческой грязи и правды жизни.

Так и дожила я, пребывая в невинности и полном неведении о самых обычных человеческих страстях и потребностях, до возраста своего совершеннолетия, как героиня популярной поэмы моего дальнего родственника Александра Пушкина, Татьяна, которая совсем недавно стала крайне популярной в модных домах и салонах Москвы и Санкт-Петербурга.

Моя родная усадьба Ольховка, с милыми сердцу библиотекой и гостиной в старом французском стиле, убранство которой у моих бедных родителей не хватало средств обновить, и моей девичьей комнатой с шёлковым голубыми обоями и моим письменным столиком, где я писала свои первые девичьи стихи и вела дневник, должна была скоро остаться в прошлом, ибо после венчания сразу же я должна была отправиться жить в поместье моего супруга, гафа Уварова.

Я была единственным ребёнком в семье, потому что все мои многочисленные братья и сёстры, едва успев появиться на свет, умирали, чем моя матушка с батюшкой были очень опечалены. И мы с ними часто навещали шесть стоящих в ряд могилок на нашем семейном кладбище рядом с нашей родовой семейной часовней.

Наши многочисленные родственники и друзья семейства, обсуждая эти печальные факты из жизни моей матушки со мной, обычно грустно вздыхали, и потупив очи, с грустью и печалью в голосе добавляли, что мои родители не отчаивались и не оставляли своих попыток.

А я всё время размышляла: о каких же попытках они ведут речь? Что они пытались сделать, и каким именно образом? Что можно было попытаться снова сделать, если Господь Бог уже забрал к себе не единожды их детей?

Стоит добавить, что мои любимые матушка с батюшкой никогда не проявляли своих чувств не то что на людях, но и даже при мне, при дочери своей. Поэтому к своим восемнадцати годам я была совершеннейшим невинным ребёнком, даже никогда не видевшем в своей жизни ни единого нежного поцелуя. Кроме крайне редкого – в щёчку или галантного поцелуя руки.

И вот теперь, с каждым днём, который приближал меня к чему-то совершенно неизвестному, страшному и таинственному, моё сердечко бешено трепетало от одной только мысли о том, что я буду вынуждена провести свою первую ночь, уже будучи женой, с незнакомым мне совершенно чужим мужчиной. Пусть даже и ставшим по воле судьбы и по воле моих добрых родителей моим мужем и законным супругом.

Я подозревала, что мужчины устроены как-то иначе, ведь тогда не носили бы они свои сюртуки и брюки? Само устройство их одежды уже как-то намекало на то, что под слоями сукна и батиста они устроены Божьей волею совершенно иначе, чем мы, женщины. Уже даже само отсутствие корсета свидетельствовало о том, что бюсты их не так уж пышны, как дамские, хотя у моего родного дяди, губернского старосты Константина Пушкина был весьма недурной бюст, который всегда очень явно выпирал из его сюртука. Но это было скорее исключением из общих правил.