Боярышниковый лес - стр. 12
К старой деревянной калитке и то была приколота записка:
«Святая Анна, услышь мой голос».
Эти голоса раздавались вокруг отца Флинна почти явственно. Много лет они звали, просили, заклинали. И в их хоре зазвучала его собственная короткая молитва:
– Прошу, дозволь мне услышать голоса пришедших к тебе и узнать, кто эти люди. Если я способен свершить здесь хоть какое-то благо, дозволь мне узнать, что они говорят и в чем нуждаются, и помочь им…
Глава 2
Самый острый нож на полке
Часть первая
Недди
Я слышал, как люди говорят обо мне: «А-а-а, Недди. Не самого он острого ума…» Вот только я никогда и не хотел быть самого острого ума. Как-то давно у нас в кухне завелся острый нож, так все говорили о нем только с опаской.
«Убери острый нож на полку, пока дети себе ничего не отрезали», – просила мама, а папа предупреждал: «Всегда клади острый нож лезвием к стенке, а рукоятью к себе, чтобы на него никто не напоролся». Оба они жили в мучительном ожидании, что случится страшное и наша кухня окажется залита кровью.
Честно говоря, я тот острый нож жалел. Он же был не виноват, что пугает людей, – его таким сделали. Но я никому об этом не рассказывал, а то опять бы заговорили, что я простофиля.
Меня все так и звали – Недди Простофиля.
А все потому, что я не смог вынести писк мышонка, угодившего в мышеловку, и не удержался от слез, когда к нашему дому выскочила лиса, затравленная охотниками; увидев глаза несущегося со всех лап зверька, я отогнал его в сторону Боярышникового леса. Понятно, почему парни решили, что я простофиля, но, как по мне, мышонок не просился родиться в кладовке вместо чистого поля, где бы он тихо-мирно жил, пока не превратился в солидную старую мышь. А чудесная рыжая лисичка ну никак не могла настолько досадить всем тем собакам, лошадям и людям в красном, чтобы они с бешеной яростью мчались за ней во весь опор.
Вот только быстро и толково объяснять такие вещи у меня не выходит, потому чаще всего я и не берусь. Да от Недди Простофили никто многого и не ждет, так что меня особо не донимают.
Я думал, что, когда вырасту, все изменится. Взрослые не переживают и не расстраиваются по пустякам. Я был уверен, что и со мной так выйдет, но взрослеть, кажется, не спешил.
Когда мне было семнадцать, мы взяли фургон и всей толпой – я, мой брат Кит и его приятели – поехали на танцы за озера (а это довольно далеко от Россмора), и там оказалась одна девушка. Она выглядела совсем иначе, чем все остальные девушки: те надели платья на тонких бретельках, а она – толстый свитер под горло и юбку. А еще она была в очках, с непослушными пушистыми волосами, и, похоже, с ней никто не хотел танцевать.