Боярин: Смоленская рать. Посланец. Западный улус - стр. 44
– Так-так… и зачем ему пустошь?
– Так все знают – жениться задумал, на вдовице Акулине с выселок. Он ей и помог с купой, выплатил, не то б бысть Акулине холопкою, нынче же – в людях.
– Понятно… за это, значит, Михайло меня не жалует…
– Не, не за это. Ты его, батюшка, пару раз по уху смазал – а тиун наш на драчливость памятлив.
Павел угрюмо покачал головой:
– Угу, угу… и кого я тут еще приласкал?
– Да многих…
Собравшись с мыслями после беседы с Демьяном, Ремезов выспросил на ту же тему еще нескольких человек, причем все без исключения врали, что Павел очень хорошо чувствовал и уже сам отделял зерна от плевел. И как много о себя узнал всякого разного! Лестного, правда, мало… да что там мало – вообще ничего.
Что и говорить, на редкость неприглядным типом оказался Заболотний Павлуха, несмотря на всю свою молодость. Злопамятный, жестокий до садизма, себялюбивый, мелочный, однако не дурак, этого не отнимешь: всех своих людей держал в страхе, действуя по принципу: разделяй и властвуй, опирался на пришедших вместе с ним воинов – немного – и на местных смердов, которых в любой момент мог прищучить, просто увеличив оброк.
Закупов тоже доводил, а уж что касаемо холопов и челяди… тут уж Павлуха мог дать фору Калигуле и Нерону! Нехороший вырисовывался портрет, и, честно сказать, дело в вотчине шло к стихийному социальному бунту – поджог усадьбы, убийство боярича и его приближенных, побег холопов и челяди… А потом – карательная экспедиция смоленского князя, обязанного реагировать на подобные вызовы, как «скорая помощь».
Либо – не дошло бы до бунта, Павлуху просто убили бы, придушили б или вот, как Марийка хотела – прирезали.
Да, еще соседушка, боярин Онфим Телятников, воду мутил. То собирался выдать за Павлуху свою племянницу, то вдруг – там, на болоте – напал… Такое спускать было никак нельзя – следовало готовиться к усобице! Либо ехать жаловаться князю – бить челом, просить наказанья строптивого и неуживчивого соседа. Сие предприятие вполне могло выгореть – и для чести боярина в том не было никакого урону. А потому следовало хорошенько подумать, как именно поступить – что выгоднее?
После всего услышанного – и не только услышанного, а и додуманного тоже – новоявленный боярин долго не мог заснуть, и вовсе не потому, что был таким уж мнительным. Просто выяснилось, что почти каждый человек в вотчине имел все основания его ненавидеть! Каждый… за исключением, быть может, звероватого Окулки-ката, о котором что-то никто ничего не рассказал – боялись.
«Вот так наследство! – переживал молодой человек. – Это теперь – ходи, да оглядывайся!»