Босс-недотрога - стр. 40
– Греческий, если ты не против. – Кладет руку на предплечье парня. – Спасибо, что поддержал: Феликсу нужно смириться с очевидным. Спуститься с небес на землю, так сказать... – И без всякого перехода: – Пойду поставлю цветы в вазу.
10. Глава десятая
Глава десятая, та самая, в которой герой испытывает вместимость туалетных кабинок и оказывается укушенным.
*****************************************
– Нет, вы слышали, шеф, она в меня влюблена! – Ян захлебывается восторгом, подобно ребенку, впервые попавшему в зоопарк. Глаза так и горят, на месте усидеть не может... Пожалуй, я впервые вижу его таким.
– Она не сказала, что это ты... – Справедливость требует указать восторженному донжуану на этот незначительный с виду момент.
И тот парирует:
– Но сказала, что они вместе работают. И если это не вы, шеф, похитили ее девичье сердце (а думать так, конечно же, просто нелепо), то других вариантов, кроме вашего покорного слуги просто-напросто не остается.
Приходится поддакнуть этому логическому умозаключению. Яну и в голову не может прийти, что кто-то способен влюбиться не в его царственную особу... Баловник женщин всех возрастов и просто непревзойденный любовник, судя по его же собственным словам.
Что ж, это мне только на руку... А вот Феликсу явно не повезло. Разная весовая категория, так сказать... Впрочем, мне ли печалиться: хотел отвлечь ее внимание одним поклонником – подвернулся другой. Так тому и быть. Аминь и точка.
– А ведь как отшила меня на днях, аж искры из глаз посыпались, – восторгается между тем мой собеседник. – Ты не в моем вкусе, говорит, слишком себе на уме, слишком секси, представляете? Как будто быть «слишком секси» – это что-то из недостатков, а не наоборот. Найди, говорит, другую дурочку для своих пошлых словоизлияний – я предпочитаю молчунов. Мне бы, дураку, сразу просечь, что это она себе цену набивает, ан-нет, поверил, даже обидно как-то стало... Я ж к ней от всего сердца, а она – «пошлые словоизлияния». Слово-то какое придумала... Сразу и не скажешь, что красотка.
Это он еще про паука-птицееда не знает, думается мне в этот момент, и про неугомонного хомяка, ночи напролет крутящего свое колесо, и про... черное, пахнущее лавандой белье ему не известно тоже. Однако все может легко перемениться...
И не то чтобы грусть – какое-то легкое сожаление охватывает меня в этот момент. Как будто открытое сейчас только мне, завтра станет достоянием каждого в нашем рабочем коллективе... Утратит свою сокровенность. Перестанет быть маленькой, приятной (приятной, в самом деле?!) тайной.