Босиком по асфальту - стр. 20

Но я не хотела, чтобы Гита волновалась обо мне вместо того, чтобы хорошо провести время и повеселиться со своими старыми друзьями, поэтому кивнула головой и постаралась искренне улыбнуться.

– Не переживай. Поговорим обо всем позже, ладно?

Она поджала губы. И снова я увидела сочувствие в ее глазах. Это выражение делало ее взгляд слишком тяжелым.

– Конечно. Прости, что не сейчас.

– Холодный кофе с мятным сиропом и корицей для вас! – раздался звонкий голос улыбчивой девушки-бариста, прерывая наш с Гитой разговор.

Мы обернулись почти синхронно. Девушка все так же широко улыбалась, когда я забирала у нее стакан и вытаскивала черную трубочку из множества других в подставке на краю столешницы.

– Попрощаешься с ним? – поинтересовалась Гита, кивнув в сторону барной стойки, едва мы сделали несколько шагов от прилавка.

Мне тут же захотелось прикинуться дурочкой или сделать вид, что я не расслышала ее вопрос, лишь бы только не отвечать на него. Мысль уйти и не вспоминать о Саше привлекала, но тут же подоспела другая: с моей стороны это будет слишком. Действительно слишком.

Меня ведь никто не просит проводить с ним время или общаться. Банальная вежливость – сказать «до свидания, Саша». Или «прощай, Саша», что куда предпочтительнее.

Я вздохнула. Слегка помешала трубочкой содержимое своего стакана и кивнула, косясь на Воскресенского. Он уже отложил телефон и, облокотясь локтем на стол, разглядывал просторное помещение.

– Не помешало бы. Хотя бы сейчас.

– Не поняла.

Ах да. Она ведь не знает самого главного во всей истории. Почти ключевой момент.

– Вообще-то, – протянула я, отводя взгляд в сторону. – Если быть до конца честной, то я ушла рано утром.

– То есть он не видел тебя после всего того, что… – Гита старательно подбирала слова, – произошло?

Я кивнула ей почти сокрушенно.

– Не видел. Я ушла до того, как он проснулся.

– Вот как! Он был настолько плох? – Вопрос был задан таким тоном, словно Гита спрашивала о погоде на завтра. Я же чуть не поперхнулась своим кофе, чувствуя, как начинают гореть собственные щеки.

– Гита, ты шутишь? Господи, прекрати! Дело совсем не в этом.

Но Гита продолжала подливать масла в уже пылающий огонь:

– Значит, он был хорош?

– Я этого не говорила, – быстро ответила я, пытаясь совладать со всеми эмоциями и изобразить на лице полное безразличие. Получалось с трудом.

– Да я уже все поняла, – хохотнула подруга, подмигивая и легонько пихая меня локтем в ребра, на что я многозначительно закатила глаза. – Можешь не отмазываться.

– Да куда уж мне. Я очень надеюсь, что это будет мое последнее прощание с ним, знаешь ли.