Бортовой - стр. 15

Костя организовал нам разговор на высшем уровне. Сам приволок к отцу мощный терминал с голографическим проектором, настроил связь. Показал, где что включать, и ушёл, как он выразился, «подышать свежим воздухом».

Я едва не перегрузил связи главного кластера, пока ждал этого звонка. Наверное, так теперь выглядит моё волнение.

Когда тихо тренькнул входящий звонок, на борту у меня никого не было. Гриша улетел на поверхность отмечать с друзьями очередное возвращение, грузчики со станции сделали своё дело и закрыли люки снаружи, а я не в счёт. Я и есть корабль.

Отец изменился за этот год. Сильно поседел. Пытается казаться спокойным, а лицо каменное. И глаза подозрительно блестят.

– Здравствуй, папа.

Он усмехается – одним уголком рта.

– Живой, значит.

– Ну, вроде как да.

– Хорошая голограмма.

– Я старался, па. Хотел выглядеть… как раньше.

Он отвёл взгляд и долго, очень долго молчал.

– Почему сразу не объявился? – спросил он.

– Не мог.

Снова жёсткая усмешка отца.

– Да уж… Прапрадед с войны без рук пришёл, тоже боялся своим объявиться… в таком виде. Хорошо, люди усовестили. А ты?

– А я вообще без всего, па. Я – грузовой корабль. Я даже на планету сесть не могу. Как думаешь, можно было в таком виде к вам с мамой явиться? К Инне, к Серёжке? Для той, прежней жизни я действительно умер.

– Что, даже на поговорить тебя бы не хватило?

– Может, и хватило бы. Чтобы потом кластер начисто отформатировать. Мыло и верёвка, к сожалению, не мой случай.

– Хм… А ведь ты такой дурак, что и впрямь в петлю полез бы, – отец внезапно смягчился. – Порода у нас с тобой такая, цельная. Не умеют Кошкины жить в усечённом виде. М-да… Но тебе придётся научиться.

– Я стараюсь, па. Очень стараюсь. Правда, иногда накатывает такая тоска, что хочется набубениться до синих чертей.

– Почему не зелёных?

– Синие круче.

– Поверю на слово. Значит, тоскливо тебе?

– Бывает, па. Таскаю руду и слитки, как последний трактор. Неделями с людьми не общаюсь, выть хочется. Пилот – ограниченный засранец. Одна радость – накачать новых книг, пока на орбите, и читать. Медленно, по-человечески, чтоб смаковать каждую страницу… Иногда так всё достаёт, что жить не хочется. О коньяке мечтаю. О большущей бочке. Помнишь, как в Массандре?..

– И не стыдно тебе, Мишка?

– ???

– Взрослый мужик, а скулишь, как… прости, господи, девчонка-малолетка. Пожалейте меня, несчастного… Ты живой, сынок. Ты для прежней жизни умер, но у тебя есть новая жизнь. Пусть и в виде корабля. Ты душу человеческую сохранил, вот что главное… Плачется он… Радоваться надо. Я со дня похорон и не мечтал, что смогу однажды говорить с тобой… как раньше. А говорю. И рад этому. Догадайся, почему.