Борис Сударов: человек, прошедший через эпицентр атомного взрыва… Встречи на берегу: диалог-путешествие - стр. 1

Посвящается Борису Ивановичу Сударову,

с любовью и благодарностью

21 июля 2016 года на берегу нашей бухты я увидела человека. И спросила его: «Ваше имя Антонио Бареш?» Мне вдруг показалось, что это – он. Показалось неделю назад. Хотя этого человека я уже видела не раз, и мне так не казалось. Только проносилась мысль: «Вот, Антонио в таком же возрасте сейчас, наверное…»

Последнее время я вижу на улицах только пожилых мужчин. Я вглядываюсь в каждого из них и думаю: интересно, каким стал Антонио?.. Узнала бы я его?.. И неужели судьба не подарит мне возможность сказать ему своё «спасибо»? Столько лет я ищу его…

Помнится: в начале весны, долго ожидая автобуса на остановке и провожая взглядом сгорбленного и шаркающего старика, я подумала: может, я должна сказать спасибо ему? Или каждому из них? Может, весь смысл моего поиска именно в этом? Именно в том, чтобы я сказала мысленно (а как ещё возможно это сделать?) каждому встречному старику спасибо. Ведь каждый из них достоин этого «спасибо», но редко кто из них удостаивается слов благодарности от своих близких…

* * *

А однажды я встретила на почте этого человека. Я отправляла бандероль с книгами, что делаю довольно-таки часто. Мои читатели заказывают у меня книги. Обычно, сидя в очереди, я работаю – пишу себе следующую книгу… Но в какой-то момент что-то заставило меня оторваться от ручки и от бумаги. И я увидела этого мужчину. Он меня поразил. Поразила его походка – быстрая и упругая, как у снежного барса, и удивила лёгкость, с какой он нёс довольно большую посылку. Он был невысокого роста, очень худой, но чувствовалось, что очень сильный. Подтянутый и собранный, как спортсмен. Или как бывший военный. Прямая спина, сосредоточенный, самоуглублённый взгляд, красивый благородный профиль. Я видела его только в профиль, когда он быстро проходил мимо меня своей энергичной походкой. Хотя лет ему не так уж и мало, наверное, около восьмидесяти. Но я уже знала в своей жизни таких молодых, нестареющих стариков. У меня был друг, с которым я познакомилась, когда ему было 92 года. И это был юноша! Историк театра и цирка Александр Шнеер – он родился в 19 веке, но не собирался стареть. И нам было отпущено девять лет дружбы… В 98 лет он приезжал к нам в гости, чтобы познакомиться с моей годовалой дочкой Ксюшей. А я была на его столетии…

Потом я видела незнакомца на почте ещё несколько раз, и опять мелькала мысль о том, что Антонио тоже в таком же возрасте сейчас… и где-то живёт… куда-то ходит по своим делам… А я всё ищу да ищу его, а он даже не знает об этом…

Было 15 июля, вечер, и я отправилась на берег нашей бухты, потому что решила, что надо возобновить ежевечерние прогулки. Нельзя же только работать и работать. Два дня назад был мой день рождения, а ещё двумя днями раньше был Международный день почты, и я написала себе письмо, в котором пожелала себе не только завершить 17 уже начатых книг, но и немного человечнее относиться к себе. Но заканчивалось письмо грустной фразой о том, что вообще-то ничего не хочется уже, а только НАДО. Путешествий в моей жизни уже не будет, это точно, а я так любила путешествовать… Надо только завершить книги. И надо найти Антонио, потому что, если я что-то начинаю, то довожу это дело до конца. Но, если честно, почти уже не верилось в успех, – в то, что будет какой-то отзвук из мироздания… Столько лет оно, мироздание, глухо к моим просьбам.

Письмо, написанное самой себе, пришло как раз в день моего рождения. Но я даже не стала его распечатывать. Оно так и лежит у меня на столе, запечатанное… И мне почему-то страшно его вскрывать. Страшно, что печаль, запечатанная в нём, вырвется наружу и накроет меня с головой, как волна-цунами…

Последние два года у меня было ощущение, что я живу в пустыне. Я потеряла единственного – последнего друга. Того единственного, который звонил мне и спрашивал: «Как ты там, Маша?» Звонил в течение тринадцати лет. Саша Милитов… Он ушёл в вечность. Почему-то раньше меня, хотя был моложе. В этом я видела жуткую несправедливость. Он не должен был уходить первым. И вот, два года мой телефон молчит. И мне позвонить больше некому…