Борджиа - стр. 61
– Какая ужасная мысль! – пробормотал он.
Рагастен между тем разглядывал его с живой симпатией. Он хотел узнать, почему молодой человек потерял сознание… Он хотел предложить ему свою помощь, потому что всё в поведении художника изобличало глубокую боль, терзавшую его душу.
– Синьор, – сказал шевалье Рафаэлю, – по вашему лицу я вижу, что какое-то важное событие было причиной того состояния, в котором я вас нашел… Может быть, у меня еще осталось… хотя бы на несколько часов… какое-то влияние… Если кто-нибудь может прийти вам на помощь в несчастье, о котором можно догадаться по вашему страдающему лицу, я был бы счастлив стать этим помощником.
– Да, – тихо ответил Рафаэль, внимательно изучив лицо Рагастена, – я вижу, что могу довериться вам… Мне кажется, вы относитесь ко мне как друг.
Спонтанным движением молодые люди протянули руки друг другу; их крепкое пожатие сцементировало взаимную симпатию, зародившуюся после ночного происшествия.
– Синьор, – сказал Рагастен, – поскольку вы хотите называть меня другом, прошу вас располагать мною; скажите мне, чем я могу быть вам полезным?
– Шевалье, – ответил художник, – вы видите перед собой самого несчастного человека в Риме.
– Вы имели несчастье полюбить и не получить взаимности? – машинально спросил шевалье.
Рафаэль покачал головой.
– Я люблю, – ответил он, – и любим… Но несчастье мое от этого, может быть, только возрастает. А вы сами, синьор… Я же чувствую по тону вашего голоса, что ваше сердце страдает не меньше, чем мое.
Лицо Рагастена скорчилось в гримасе, при помощи которой шевалье с трудом удержал слезы.
– Ах, синьор, – вскрикнул Рафаэль, хлопнув руками, – я от всей души сочувствую вам!
– Странный случай, – возразил шевалье. – Это вы страдаете… Это вам нужна помощь… А жалуюсь вам я, и утешаете вы меня!.. Не будем говорить обо мне… Впрочем, зная свой характер, могу предположить, что через полмесяца, когда я буду далеко отсюда, когда снова начнется бродячая жизнь на виду у всех, я больше об этом даже не вспомню.
– Значит, вы хотите покинуть Рим?
– И как можно раньше! – не колеблясь, ответил шевалье. – Разве что я в чем-нибудь смогу вам помочь… Тогда я охотно отложу отъезд.
Рагастен верил своим словам. Он и в самом деле решил бежать. И если он не признавался самому себе, что был бы счастлив остаться, сохранить еще какую-то слабую надежду, так это просто потому, что подобная мысль, угнездившись где-то в глубине его сердца, еще не созрела в его душе.
Рафаэль серьезно ответил:
– Думаю, синьор, мне ваша помощь будет очень нужна… Придется бороться с врагами, которых я не знаю, но они, без сомнения, весьма могущественны…Я же одинок… У меня есть только один друг, и к нему я возвращался…