Борьба за Дарданеллы. Решающее сражение между Турцией и Антантой - стр. 45

Однако эти меры предосторожности оказались не более чем соломинкой на ветру, потому что более жестокие младотурки уже приняли свои меры для уничтожения города, лишь бы он не достался союзникам. Если им суждено уйти, пусть тогда все рухнет! Их вовсе не волновали христианские реликвии Византии, для них патриотизм был выше, чем жизни сотен тысяч людей, ютившихся в ветхих деревянных домишках на Галате, в Стамбуле и вдоль Золотого Рога. Если не припомнить сожжение Москвы русскими после Бородина и последние дни Гитлера в Берлине, было бы трудно поверить в приготовления, которые сейчас шли полным ходом. На полицейских участках хранились бензин и другие горючие материалы. Святая София и другие общественные здания были подготовлены для подрыва.

Моргентау обратился с просьбой пощадить хотя бы Святую Софию, но Талаат ему ответил: «В Комитете единения и прогресса не наберется шести человек, которых бы волновала такая старина. Все мы любим новые вещи».

Надо сказать, что к марту младотуркам было чего опасаться, и это было похуже, чем приближение союзного флота. На улицах начали появляться плакаты, осуждающие их правительство. С каждым прошедшим днем становилось все более очевидно, что огромная часть населения – и не только греки и армяне – оценивает приход союзных кораблей не как поражение, а как освобождение. Бедри в какой-то мере мог заглушить эти волнения, депортировав ряд лиц, которые, по его мнению, представляли опасность, но было совершенно ясно, что волнения вспыхнут, едва появятся британские и французские корабли.

В остальном царили беспорядок и молчаливая неразбериха. Внешне город был спокоен и выглядел как обычно, внутри он был в ожидании неизвестности. Магазины были открыты, правительственные учреждения функционировали, но у каждого, с различными надеждами и страхами, внимание было приковано к Дарданеллам. Даже подавляющая масса бедноты, которую ничего не волновало, кроме собственной безопасности да повседневных нужд, с нетерпением ожидала свежих слухов, самой мизерной информации с фронта.

Это была та самая зловещая тишина, которая предшествует восстанию. По всему Константинополю солдаты маршировали либо стояли на перекрестках улиц, и у них был необычный вид бесцельности, угрозы, которая еще не выбрала подходящий объект. Это состояние, видимо, овладело вооруженными силами в городе, если офицеры не отдают приказов, если ничего определенного не слышно, а каждый новый слух отменяет предыдущий. «Гебен» был готов отплыть в Черное море до появления «Куин Элизабет».

«Эти меры предосторожности, – сухо замечает Лиман, – были оправданы. Турецкий Генеральный штаб был уверен, что флот прорвется, а в это самое время приказы, отдаваемые Энвером по диспозиции войск вдоль Дарданелл, были такими, что успешная защита от высадки союзников была бы просто невозможна. Если бы эти приказы были выполнены, – продолжает Лиман, – ходу мировой войны весной 1915 года был бы дан такой поворот, что Германии и Австрии пришлось бы продолжать борьбу без Турции».