Большущий - стр. 19
– Вот это да! – выдохнула Селина, ощущая себя маленькой девочкой в дождливый день на забитом старинными вещами чердаке. – А можно я когда-нибудь это примерю? – спросила она, всплеснув руками.
Мартье Пол поспешно сложила свадебный наряд и посмотрела на нее с неподдельным ужасом:
– Свадебное платье можно надевать, только если выходишь замуж, иначе никак нельзя! Будет несчастье. – Потом, заметив, с какой нежностью Селина гладит тоненьким пальчиком жесткий шелк оборок на юбке, добавила: – Вот выйдете за голландца из Верхней Прерии, дам вам его надеть.
И они обе снова рассмеялись от нелепости такого предположения. Селина решила, что приключение с учительством начинается совсем неплохо. Столько всего надо будет рассказать отцу! Но тут же вспомнила, что не расскажет. Вставая с колен, она немного дрожала. Подняла руки, чтобы снять шляпу, и вдруг почувствовала себя ужасно уставшей, замерзшей и неуместной в этом доме рядом с этой женщиной, двумя глазеющими на нее девочками и здоровенным загорелым фермером. На нее нахлынула волна тоски по отцу – по их веселым ужинам, по походам в театр, по его неторопливо-философской манере шутить, по чикагским улицам и некрасивым зданиям, по Джули и школе миссис Фистер, по всему, что было привычно, знакомо и оттого дорого. Даже тетушки Эбби и Сара вспомнились почти с теплотой в холодном фермерском жилище, которое неожиданно стало ее домом. Селина с ужасом почувствовала, что вот-вот расплачется, поэтому заморгала часто-часто и отвернулась, почти ничего не видя в тусклом свете. Но сразу наткнулась взглядом на третий странный предмет. Это был сине-черный, обитый жестью цилиндр – нечто вроде печки, но все-таки не печь. Он тоже был начищен, как и длинная труба дымохода внизу в гостиной. Прямо-таки гигантский цветок, распустившийся на этом стебле-дымоходе.
– Что это? – спросила Селина, указав на цилиндр.
Мартье Пол, которая уже собралась уходить, поставив лампу на маленький умывальник, с гордостью улыбнулась:
– Барабан.
– Барабан?
– Чтобы обогревать вашу комнату.
Селина дотронулась. Ледяной.
– Только когда горит огонь, – поспешила добавить миссис Пол.
Селина мысленно нарисовала себе, как труба дымохода проходит, как и положено всякой печной трубе, по потолку нижней комнаты, потом пробивает себе путь через круглое отверстие в потолке и уже здесь неожиданно входит в чудовищный, раздутый цветок, похожий на невероятный желвак на черной шее. Селине еще предстояло узнать, что способность обогревать у этой конструкции мифическая. Даже когда печка в гостиной с веселым гулом горела вовсю, в барабан не поступало ровным счетом ничего. Он оставался таким же безразличным к жару, ему адресованному, как девушка, осаждаемая разгоряченным, но нелюбимым ухажером. Это обстоятельство повлияло на некоторые привычки Селины, включая чтение на ночь и ванну по утрам. Селина любила принимать утреннюю ванну в те годы, когда ежедневная ванна считалась оригинальничанием или в лучшем случае кокетством. Очень мило выглядел бы рассказ о том, что она продолжила эту практику в своем новом жилище, однако утренняя ванна в арктической атмосфере фермерского дома среди иллинойсских прерий оказалась бы не просто оригинальничанием, но настоящим безумием, даже если бы ей удалось раздобыть чайник кипятка в половине седьмого утра, а этого никогда не случалось. Селина была благодарна за таз с теплой водой, да и то не каждый вечер, и за возможность вымыться хотя бы по частям при мифическом обогреве барабана.