Большой анал с членами семьи - стр. 2

Дяде Мише с непривычки был немного тяжко, он часто дышал, обтирая ладонями пот с плечей и груди, который потом струйкой тек по брюху вниз. Встал. Нестерпимо горячо, потому быстро присел опять. От жары яйца отвисли совсем низко, здоровые, гордиться можно.

Еще несколько минут, и мужики принялись париться вениками. Мы быстро вышли, дядя Миша, красный как рак, разморенный.

Мы одним прыжком оказались в ледяной воде бассейна, где уже плавало несколько мужчин нашей семьи. Тело сжалось, застонало от кайфа, стало нестерпимо хорошо, словно я получила оргазм; дядя Миша рядом фыркал как тюлень, погружаясь с головой под воду.

С грохотом и брызгами еще пара человек оказалась в бассейне, матерясь на чем свет стоит, красные, счастливые небритые рожи. И вновь раз за разом парилка. Только с веником уже.

Дядя Миша лежал на покрытой простыней лавке. Жара офигенная, руки жжет, я одела рукавицы. Я охаживала веником его широченную спину, вниз, вниз.

Он стонал басом, за лавку хватался.

– Ниже, давай, Маша, ниже.

И я начала шлепать его еще ниже. По заднице, по ногам, опять по спине, по загривку. Пока хлещу спину, рукой на задницу оперлась, случайно вроде. Крепкая, но я стараюсь не думать об этом. Итак уже промежность потекла, а соски точно каменные. А руку нет сил оторвать.

– Переворачивайся! – сказала я.

Еще тяжелее стало. Бью его веником по плечам, по груди. Сама рассматриваю его тело.

– Подмышки тоже, – говорит он.

Я выполняю его просьбу. Подмышки у него, конечно. Трындец, густые, черные, хотя волосы и слиплись. Впрочем, я не из тех, кого пугают волосатые мужчины. Я сама не особо любительница брить свою мохнатку. И дядя Миша, видать, по-простому тоже.

Продолжаю бить его по ногам, и потом как-то пошло все по довольно неожиданному сценарию.

Я подобрала рукой его член и прикрыла, потом подобрала яйца, и начала хлестать по ногам, а сама слегка на головке задерживаюсь ладонью.

Дяде это понравилось, он улыбался и явно одобрял мои действия.

Я играла с его членом, мне это тоже нравилось. Придавила, отпустила, придавила, отпустила. Встает, черт, быстро, жестко, рвется из руки! Отпускаю – здоровенный, но не на вытяжку еще.

У самого тоже уже все внутри дымится. Дядя Миша лежит, словно не у него член встает. Потом сел, посмотрел на меня, усмехнулся по-доброму. Тихо так, кивнув на одного из братьев моей бабушки со здоровенным брюхом в стороне, говорит:

– Видать хрен свой только в зеркале увидеть может. А мне, быку, хоть какое брюхо.

Смеется и смотрит мне в глаза. Я смущена, но не показываю вида. Вместо этого тоже смеюсь.