Большое собрание мистических историй в одном томе - стр. 18

Точно одержимый бешенством, бегал он по уединенным дорожкам городского парка. Образ Джульетты восстал перед ним во всей своей ангельской красоте, и он громко воскликнул:

– Не мстишь ли ты мне, Джульетта, за то, что я покинул тебя и вместо себя самого оставил тебе только свое отражение? О, Джульетта, я хочу быть твоим и душою, и телом, она отреклась от меня, она, для которой я пожертвовал тобою. Джульетта, Джульетта, я хочу отдать тебе душу, тело и жизнь.

– Это вполне возможно, почтеннейший, – сказал синьор Дапертутто, который очутился около него в своем ярко-красном платье с блестящими стальными пуговицами. То были слова утешения для несчастного Эразма, и потому он не обратил внимания на насмешливое безобразное лицо Дапертутто. Он остановился и спросил его жалобным голосом:

– Как же я найду ее, когда она для меня навеки утрачена?

– Нимало, – возразил Дапертутто, – она совсем недалеко отсюда и стремится к вашему почтенному «я», так как, по вашим же словам, отражение есть не более как жалкая иллюзия. Впрочем, если она узнает, что ваша достойная особа, то есть ваша душа, тело и самая жизнь в безопасности, она с благодарностью возвратит вам ваше приятное отражение в целости и неприкосновенности.

– Веди меня к ней, к ней! – воскликнул Эразм. – Где она?

– Прежде чем вы увидите Джульетту, – сказал Дапертутто, – и совершенно отдадитесь ей по восстановлении вашего отражения, нужно сделать еще одну маленькую вещицу. Вы не можете вполне располагать вашей достойной особой, так как вы еще связаны известными узами, которые должны быть разорваны. Ваша любезная жена и подающий надежды сынок…

– Что такое? – прервал Эразм.

– Полный разрыв этих уз, – продолжал Дапертутто, – может быть очень легко достигнут одним простым, человеческим средством. Вы знаете еще с Флоренции, что я умею приготовлять чудесные лекарства, так главные-то средства у меня под рукой. Достаточно дать две капли тем, кто стоит поперек дороги у вас и у милой Джульетты, и они упадут без всякого звука, не сделав ни одного болезненного движения. Это называется умереть, и смерть, должно быть, горька; но разве вкус горького миндаля не приятен? Ведь только такую горечь и имеет смерть, причиняемая этим пузырьком. Сейчас же после такого веселого падения от вашего достойного семейства распространится приятный запах горького миндаля. Вот, возьмите, почтеннейший. – Он протянул Эразму небольшой пузырек[3].

– Ужасный человек! – воскликнул тот. – Я должен отравить мою жену и дитя?

– Кто говорит об отраве? – перебил его красный доктор. – В этом пузырьке просто вкусное домашнее снадобье. Я располагаю и другими средствами, чтобы получить вашу свободу, но это действует так естественно, так человечно, что мне оно особенно по сердцу. Возьмите же его и будьте спокойны, милейший!