Большие воды - стр. 24
Он снова ласково улыбнулся:
– Махла останется со мной этой ночью. Передай это своей матери.
– Но она будет беспокоиться! – вырвалось у Иалит. – Нам не разрешают ночевать в других…
Махла радостно засмеялась:
– Угиэль выбрал меня! Я его невеста!
Иалит ахнула:
– А мама знает?
– Еще нет. Скажи ей, сестричка.
– Но разве ты не должна сказать сама? Ты и…
– Угиэль.
И снова зазвенел смех Махлы, подобный колокольчикам.
– Старые обычаи меняются, сестричка. Этой ночью я встречусь с братьями Угиэля.
Нефилим обнял Махлу крылом:
– Да, сестричка. Старые обычаи меняются. Иди и скажи матери.
Иалит пошла прочь, а они смотрели и махали ей вслед. В конце улицы она услышала шаги и, обернувшись, увидела, что за ней идет какой-то молодой мужчина. Иалит достала стрелку и вложила ее в трубку, но мужчина исчез за углом дома.
Низкие белые здания сменились шатрами. Каждый шатер окружала земля его владельца. Сперва это были маленькие участки хозяев лавок, потом – рощи и поля, иногда занимавшие много акров. По пути она видела пасущихся овец, коз, верблюдов. На лозах зрели виноградные гроздья.
Ее отцу принадлежал большой шатер, окруженный несколькими шатрами поменьше. Иалит поспешила в главный шатер, зовя мать.
Денниса привел в чувство запах. Ноздри его задвигались, в животе забурчало. Пахло стряпней, дымной и прогорклой. Воняло хуже, чем гнилой сыр, хуже, чем силос, который пах примерно как гнилой сыр и которым несло от всех работников на фермах. Душок был посильнее запаха навоза, который раскидывают по полям весной, – это все-таки здоровый запах роста. Здесь же пахло старым гниющим навозом. По сравнению с этим запахом вонь школьного туалета могла сойти за сущее благоухание. А поверх всего этого, не перекрывая, разливался приторный запах благовоний, пота и никогда не мытого тела.
Деннис открыл глаза.
Он был в замкнутом пространстве, освещенном лунным светом; свет попадал сюда через отверстие в искривленной крыше. И такой же яркий свет струился от рога единорога. Серебристое существо огляделось, фыркнуло и ударило копытом по грязному земляному полу. У его ног съежился мамонт.
Деннис чуть не воскликнул: «Хиггайон!» Но это был не тот мамонт, который сопровождал Иафета. Этот был тощим, с выпиравшими ребрами и со свалявшейся на боках шерстью. Глаза у него были тусклые, и казалось, будто он за что-то просит прощения у единорога.
На единорога уставилось несколько низкорослых людей, еще не заметивших Денниса. Но как мамонт отличался от Хиггайона, так и эти люди отличались от Иафета. От них плохо пахло. Там было двое бородатых и волосатых, словно обезьяны, мужчин, а с ними две женщины. Одеждой всем четверым служили набедренные повязки из козлиной шкуры. Чистотой повязки не отличались. Обе женщины были рыжие; у младшей на голове словно полыхало пламя. Ее волосы выглядели хоть немного ухоженными. Старшая женщина была морщинистой и недовольной.