Большевики. 1917 - стр. 3

Употребление термина «буржуазные», бытовавшего в течение советских десятилетий в отношении партий либерального толка, также не всегда правомерно: он должен быть пересмотрен во всяком случае в отношении Партии народной свободы (кадетов), поскольку и в современных исследованиях периода отмечается: либеральные публицисты в эпоху Февральской революции (то есть в период марта – октября 1917 г.) открыто заявляли, что Партия народной свободы «стоит на почве социализма» в не меньшей степени, нежели это пытались представить обществу левые партии и течения.

Профессор С. В. Мироненко[3] считает, что вокруг 1917 г. вообще возникла целая система мифов, которые условно можно разделить на две группы. Первая – группа мифов «о привнесённом характере русской революции». Согласно одному из них, «конец эпохи династии Романовых был обусловлен не чем иным, как предательством генералов». Особое место в мифологии революционных событий 1917 г. занимает миф «о жидомасонском заговоре» в России в начале ХХ в. Вторая группа мифов связана с вождями Октябрьской революции – о Ленине как единственном вожде, Ленине и Сталине как двух вождях – при полном умалчивании роли Троцкого и т. д.

Ещё один миф касается использования в деятельности большевиков тех самых германских денежных средств, и здесь мы подробно рассмотрим все pro и contra этого мифа. И начнём хотя бы с того, что версии сотрудничества с военными врагами России выдвигались в 1917 г. отнюдь не только по адресу большевиков, но также и по адресу их «коллег» по левому крылу российской социал-демократии – меньшевиков и эсеров. А суворинская «Маленькая газета» однажды в запале обвинила в пособничестве врагу даже весь Петроградский совет целиком.

Меньшевик, сначала видный советский деятель, а затем член Временного правительства И. Г. Церетели узнал о существовании «дела» большевиков 4 июля на заседании правительства, проходившего в помещении штаба Петроградского военного округа. Свои впечатления об этом моменте он изложил так: «Явившись на заседание правительства, я застал там кн. Львова, Терещенко, Некрасова и Годнева. Львов с большим волнением сообщил мне, что Переверзев передал шлиссельбуржцу Панкратову и втородумцу Алексинскому сенсационное сообщение о связи Ленина с германским штабом – для опубликования в газетах. Оказалось, четыре члена правительства – Керенский, Некрасов, Терещенко и кн. Львов – уже давно вели расследование о связи большевистской партии с немецким правительством. Некрасов, Терещенко и Керенский считали, что расследование могло дать убедительные доказательства для установления связи Ленина с Германией. Но то, что у них уже было на руках, не представляло ещё достаточно веской и убедительной улики. Поэтому ни Терещенко, ни Некрасов не желали преждевременно опубликовывать добытые ими данные, дабы не помешать успешному расследованию дела. Оба они теперь решительно протестовали против передачи этих сведений в газеты, ибо как раз в это время, по их сведениям, должен был приехать в Россию посланец германского штаба, везущий документы, устанавливающие связь Ленина с немцами, и опубликование раньше времени имеющихся данных отпугнёт посланца, и весь план раскрытия факта сношений Ленина с немцами рухнет. Только что, перед моим приходом, Терещенко и Некрасов, поддержанные кн. Львовым, имели по этому поводу бурное объяснение с Переверзевым, который покинул заседание, заявив, что он подаёт в отставку… Львов мне сказал, что по соглашению с Терещенко и Некрасовым он хочет просить редакции всех газет не печатать этого сообщения, так как иначе это повредит делу расследования, и он спросил меня, согласен ли я с этим. Я ответил, что вполне согласен, и не только потому, что это соглашение повредит делу раскрытия сношений Ленина с германским генштабом, а потому, что