Большевики. 1917 - стр. 29

Кстати, тогда, в 1905 г., Антонову-Овсеенко пришлось воспользоваться для переезда в Краков помощью польского социал-демократа Якова Ганецкого (Фюрстенберга), будущего фигуранта «дела» о шпионаже большевиков в пользу Германии: именно фамилию Ганецкого, через запятую после Ленина, упомянет в скандально известной публикации «Ленин, Ганецкий и К° – шпионы!» газета «Живое слово» 5 июля 1917 г., первым же звеном этой цепи будто бы стал Александр Парвус. Не тогда ли, ещё в 1905 г., складывался будущий «преступный» союз? Тем более что и с Лениным Владимир Антонов-Овсеенко познакомился в Петербурге в декабре того же 1905 г.; затем его же арестуют среди других 72 фигурантов «дела» Ленина и Ганецкого в июле 1917-го в Петрограде. Однако – по порядку.

Небрежение человеческой жизнью, впервые проявленное в ходе расстрела мирной демонстрации 9 января 1905 г., в течение всей революции 1905–1907 гг. «небезуспешно» демонстрировали обе стороны конфликта. После кульминации в декабре 1905 г. – ареста Петербургского совета и подавления восстания в Москве – война с режимом приобрела черты затяжного позиционного противостояния. Газеты ежедневно пестрели сообщениями о взаимных расправах властей и противников режима друг с другом в городах и сельской местности. Характерными были приводимые, например, в кадетской «Речи» за 1 (14) декабря 1906 г. описания событий в российской провинции: «Варшава. 30 ноября (СПА). Забастовка портных продолжается. Агитаторы уничтожают материал и разбивают выставочные стёкла. “Варшавский дневник” приводит четыре случая насилия за вчерашний день». В Варшаве при этом в то время было относительно спокойно – в сравнении с центрами других российских провинций, для сообщений из которых потребовалась специальная рубрика с красноречивым названием «Смертные казни»: «Митава, 30 ноября (СПА). – Латыши Спроче, Озол, Домбровский, Зиле и Шважевич, все в возрасте от 18 до 32 лет, изобличённые в совершении разбоев в окрестных уездах, приговорены военно-полевым судом к смертной казни. / Вильно, 30 ноября (СПА). – Вчера военно-окружной суд приговорил Тайхеля Глезера, обвинявшегося в покушении на убийство городового в Вильне, к смертной казни через повешение. / Томск, 30 ноября (СПА). – Военный суд за убийство семейства Лесиных приговорил трёх обвиняемых к смертной казни через повешение» и т. д. и т. п.

Очевидно, что уголовная хроника здесь перемежается с политической, но такова была действительность в России в то время: граница между течением политического процесса и обычным бандитизмом была иллюзорной. Так, например, под рубрикой «Революционное движение» та же «Речь» от 1 (14) декабря 1906 г. сообщала: «Одесса. 29 ноября. Вечером на центральной многолюдной Преображенской улице в наряд из пяти городовых брошена бомба, ранившая городовых. / Рига, 30 ноября (СПА). В погребе лавки Берга обнаружены два воза революционной литературы, несколько пудов шрифта, паспортные бланки, подложные свидетельства, печати и патроны». То же самое – в смысле слабости границ между уголовными и революционными деяниями – отмечалось в сообщениях «Речи», публикуемых под рубрикой «Крестьянское движение»: «Чернигов, 30 ноября (СПА). Толпою крестьян в селе Кирилловке, Новозыбковского уезда, в усадьбе помещика Суровцова перерезан скот и искалечен сторож. / Кишинёв, 30 ноября (СПА). В селе Асиенах Кишинёвского уезда между крестьянами и помещиком Огановичем возникли аграрные недоразумения. У Огановича сгорели скирды соломы, люцерны, полбы; убытки исчисляются в 2000 руб.».