Больше не друзья - стр. 50
Он сказал, что я красивая. Мне же не послышалось?
— Санька, — он кусает мои губы, а я не дышу. — Санечка, ты такая… — сглатывает. — Родная моя, — уперевшись лбом в мой, давит на нижнюю губу пальцем и ведёт вбок, сминая её, будто смазывает помаду. — Маленькая, лучшая, — хрипло шепчет он, и я чувствую, как горячий язык оказывается у меня во рту одновременно со стоном Зорина.
Завожу руки ему на шею. Тут же оказываюсь плотно прижата к крепкому, натренированному годами телу. Отвечаю, как умею. Мне неловко от того, что почти в девятнадцать совсем нет опыта. Клим подчиняет, ласкает, кусает. Его пальцы гладят меня по позвоночнику, поднимаясь выше, под топ.
Вздрагиваю, почувствовав, как ослаб бюстгальтер и пальцы Зорина рисуют по коже там, где была застёжка. Внутри меня словно заработал какой-то скрытый механизм. Всё тело начинает покалывать тысячами маленьких иголочек.
Клим отпускает, но лишь для того, чтобы стянуть резинку с высокого хвоста и рассыпать волосы по плечам и спине. Смотрит поплывшим, возбуждённым взглядом.
— Вау… — выдыхает он.
Стягивает с себя футболку, оголяя гибкий торс с красивым рельефом. Закрываю глаза.
— Сань, Санечка, всё же хорошо. Смотри на меня, — просит Зорин. Медленно открываю глаза и, как всегда, тону в его голубых омутах с чёрными зрачками. — Всё хорошо, — повторяет он. — Нам хорошо.
Стягивает с меня рубашку, обнимает. Целует ещё и ещё, всё глубже, всё горячее. Его губы спускаются ниже, прямо по подбородку на шею, заставляя меня откинуть голову. Я дрожу и принимаю. Его язык оставляет след на коже, зубы впиваются в изгиб шеи, а ладонь движется по рёбрам под топ. Пальцы толкаются снизу под тонкую чашку лифчика.
— Клим… — подбираюсь.
Меня никто никогда так не трогал. Мне не хватает воздуха, и голова кружится сильнее. Я так люблю его. Всего, вот такого, какой он есть. Немного безбашенного, но принципиального, улыбчивого или грустного, взрывного, милого и уютного, сильного на ринге, азартного в гонке. Моё сердце сейчас горит от переизбытка чувств, а бабочки уже давно не умещаются в животе.
Прикосновение к сжавшемуся соску пронзает меня, как остриё стрелы умелого охотника. Зорин такой. Девочки всегда попадали в капкан его озорных улыбок и голубых глаз. Я долго держалась…
Он берёт в ладонь мою грудь и мягко сжимает, кусая собственные губы и гипнотизируя взглядом.
Снимает с меня топ и бельё. Прижимается губами к груди, втягивает в рот сосок и касается его горячим языком.
— Мамочки… — едва слышно шепчу я.
А его губы двигаются ниже. Зорин присаживается на корточки, удерживает меня за бёдра и покрывает поцелуями животик, рисует вокруг пупка кончиком языка и линию вдоль пояса брюк.