Большая литература - стр. 27
– А теперь, мужик, – сказал захорошевший Машинист, – мне бы цветов прикупить. Тут у вас есть, где сейчас цветов прикупить?..
Я посмотрел на него…
– Понял, – и, повинуясь указаниям моей руки, чесанул через нулевой цикл 5-го корпуса дома 14 по Борисовской, вывернулся к Ткацкой и проломил дверь новенького цветочного ларька…
– Она розы не любит, – сказал Машинист.
– Понял, – ответил я и вытащил из развалин цветочного ларька оставшуюся в живых хризантему.
– Ну, что, – спросил я, – теперь на 5-ю Соколиной Горки к роддому?
– А ты как догадался? – удивился Машинист.
Я посмотрел на него долгим взглядом сильно пожившего человека.
– Понял, – извинительно пробормотал Машинист. Но по его счастливым глазам было видно, что он ничего не понял. Но это ему было абсолютно все равно.
Откуда ему было знать, что позавчерашним предрассветным часом, гонимый бессонницей, я поил паленой чачей, обеспечивал хризантемой и сопровождал к роддому на 5-й Соколиной Горки вертолет КА-50 «Черная акула».
Когда мы подъехали к роддому, то на месте «Универсама» стояла ракета Союз-М 126. Привалившись к ней спиной, сидел незнакомый мне Пожилой Джентльмен в парусиновом плаще…
– Бессонница? – спросил Пожилой Джентльмен.
– Бессонница, – кивнул я.
– Хорошо? – спросил Пожилой Джентльмен.
– Хорошо, – ответил я.
И мы хрипло закурили.
Ну, да вы знаете…
Когда я был мальчишкой (лет 15–25),
Носил я брюки-клеш (Совершенно потрясающие брюки от Израиля Соломоновича Каца, вся Молдаванка с них завидовала. После меня тротуары уже не надо было подметать.),
Соломенную шляпу (У нас в Одессе соломенные шляпы называются исключительно «канотье». Это по-французски. Ну, да вы знаете.),
А какой у меня в кармане был финский нож!!! (Шведы плакали! Золингеновской стали, грек дядя Загидес его из сабли Буденного скроил.)
Я мать свою Фиру Яковлевну зарезал. (Надо же было попробовать нож! Да я от ее груди уже года три как отпал.)
Отца свово Менделя Шмульевича прибил. Уж очень он без мамы шумно страдал. (Ребята даже решили, что опять погром начался и под шумок почистили меховой салон Тартаковского. У нас как погром, так сразу чистят меховой салон Тартаковского. Что вы хочите – такая традиция.) Так папа так страдал, так страдал, что Тартаковский практически разорился. Вот я его и пожалел. Ну, и папу. Ну, да вы знаете.
Сестренку-гимназистку Мурку (Ай, какая красивая девочка была. До того, как стала гимназисткой! После чего перестала быть девочкой.)
В фонтане утопил. (Да и не родная она мне сестренка была, да и не в фонтане, да и не утопил. А в темном переулке встретили мы ее… Ну, да вы знаете…)