Большая книга ужасов. Millennium - стр. 11
– Ты раньше видела ее фотографию? – сквозь сжатые зубы спросила вожатая.
– Чью?
Ирка обратила на Алену тяжелый взгляд. За ним была пустота. Из такой пустоты можно вытащить лишь то, что позволят. Зайцева – не позволяла.
– Дальше!
– А потом эта девчонка стала душить Королева, Анька заорала, я разбила стекло. Прибежали вожатые.
Моторова вдруг взвилась на своей кровати, кинулась к Алене:
– Пойдемте его искать, а?! Оденемся и пойдем. Возьмем все, что нужно. Он не мог далеко уйти! Я знаю, ему нужна помощь.
– Это тебе нужна помощь! Приди в себя! – Алена сама не заметила, как ее рука резко ударила по мокрым щекам подопечной. Раз, два. Завершаем физические упражнения и переходим к водным процедурам. – Он сам придет. А тебе надо умыться.
На нетвердых ногах Алена вышла из палаты.
Канашевич, Канашевич… как в дурном сне. Ровно три года назад она так же успокаивала рыдавшую в подушку Лену Канашевич. «Мальчик с девочкой дружил, мальчик дружбой дорожил…» Не хватает только, чтобы с Анькой что-нибудь стряслось. А поэтому с ней надо жестко, никакого сюсюканья.
По коридору прозвучали быстрые шаги. Здоровье в порядке, спасибо зарядке!
– Ну что, моя дорогая?
Матвею хоть бы что! Как машина. Все так же улыбается, так же четок. Зарядку сделал – день покатился дальше. Попытался Алену приобнять, но она не далась.
– Кирюша с завхозом пошли в лес, Семеныч звонит родителям.
– Вот видишь, как все хорошо!
Убила бы! Но Матвей высок, широкоплеч, с открытым добродушным лицом – об его голову можно разбить сковородку, он все так же будет стоять и улыбаться.
Алена вышла на крыльцо. Отрядная беседка, как галчатами, была обсижена ребятами. Они шумели, смеялись, кого-то уронили с высокого бордюрчика.
– Ваш вожатый сказал, что все хорошо, – дрогнувшим голосом начала Алена. – Значит, так оно и есть. У меня к вам одна просьба – хотя бы пару дней не разбегаться. Моторову не трогать. Вообще! Чем меньше вы будете на нее обращать внимания, тем быстрее она успокоится.
Алена поморщилась. Надо было еще как-то сказать им про Канашевич, ну, чтобы поменьше вспоминали длинными лагерными ночами, но язык не повернулся.
– Идем завтракать. Я уверена, Королев с Постниковым к обеду вернутся.
Первыми с лавок ссыпались мальчишки – «вечно голодные, вечно свободные…», и начали делать вид, что строятся.
– Ой, миленькая, так все ужасно! – тут же повисла у Алены на шее Томочка. – Я так переживаю.
Томочка круглолица, щекаста, кареглаза, с короткими темно-русыми волосами. Вся такая крепенько сбитая, правильная.
– Ты-то чего переживаешь? – устало отстранилась Алена, но от Томочки так просто избавиться никогда не получалось. Она еще сильнее повисла на шее, уперлась щекой в плечо вожатой.