Большая книга ужасов – 67 (сборник) - стр. 12

– Яшшик оставь, – неласково сказал старик.

– Я художник, а не убийца, – бледнея, пробормотал папа. – Ну видел я оленя, сто раз видел, он из рук галеты берет. А я после этого буду в него стрелять?!

– Ослабнем без мяса. И ты, и дети твои, и я, – просто объяснил Гематоген. Свою тушенку он до сих пор не трогал. Рука у старика не заживала, а впереди была зима.

– А хотите, я вам пакетиков дам? Суп вермишелевый с курицей? – со слабой надеждой предложил папа.

Гематоген не счел нужным ответить.

На крыльцо босиком пришлепала заспанная Мышь и спросила:

– Где Веник?

Стали искать Веника. Если бы мне удалось остаться с глазу на глаз с папой или Гематогеном, я бы рассказал, что случилось, но Мышь все время была рядом. Лайка, слыша про Веника, виляла хвостом – игрушечный собачонок был ее слабостью. Услышав приказной свист Гематогена, она вбежала в нашу комнату, обнюхала постели, покружилась и села, скуля. То ли она уже поняла, что Веника нет в живых, то ли потеряла след. Ведь я уносил мертвого пса на руках; с лайкиной точки зрения, Веник повалялся на постели, оставив свой запах, и пропал.

Гематоген с подозрением поглядел на меня, но ничего не сказал. Поманил нас из дому и широкими движениями руки, будто нарезая ломти, отвел каждому сектор поиска: лайке, себе, папе и нам с Мышью. Лайке досталась тропа в кустах, на которой они с Веником вчера съели какого-то зверька. Мышь заспорила: ей самой хотелось идти на тропу. Махнув рукой, мол, идите куда хотите, Гематоген перевесил на папу ружье и патронташ, и мы разошлись.

Я не любил Веника за скандальный характер, но сейчас очень жалел его. Виделось, как он бежит, перебирая тонкими лапками, похожий на игрушечного олененка. А уж как мне было жалко Мышку – и не сказать. Она была уверена, что ее любимчик найдется с минуты на минуту. Бегала кругами, кричала: «Веник! Веник!», и мне тоже приходилось кричать, зная, что пес не откликнется.

Так мы добрались до места собачьего пиршества. Со вчерашнего дня шкурку съеденного лайкой и Веником зверька расклевали птицы. Мышь опять от нее отвернулась и сказала:

– По-моему, эта лайка плохо влияет на Веничку.

У меня слезы навернулись на глаза. Еще бы чуть, и я во всем признался. Но сестричка моя уже нырнула на собачью тропу. У меня со вчерашнего дня болели коленки и расцарапанные от ходьбы на четвереньках ладони, но делать было нечего. Я «паровозиком» побежал за ней.

Тропа казалась знакомой, но скоро Мышь наткнулась на птичье гнездо с пустыми скорлупками яиц. Вчера мы здесь не были.

– Передохнем, – хрипло сказала Мышь и уселась на землю. Я смахнул хвою с торчащего узловатого корня и позвал ее: