Большая книга мудрых притч со всего света - стр. 1
© ООО «Издательство «Эксмо», 2015
Притча о слепых. Питер Брейгель Старший. 1568 год. Музей Каподимонте, Неаполь
Царь Соломон в преклонных летах. Гюстав Доре. 1866 год
Самсон и лев. Франческо Айец. 1842 год. Национальная галерея современного искусства, Рим
Любительница абсента. Пабло Пикассо. 1901 год. Эрмитаж, Санкт-Петербург
В тропическом лесу. Битва тигра и быка. Анри Руссо. С 1908 по 1909 год. Эрмитаж, Санкт-Петербург
Лошадь и собака. Франц Марк. Дата неизвестна
Введение
Не относитесь к притче пренебрежительно. Подобно тому, как при свете грошовой свечки отыскивается оброненный золотой или жемчужина, так и с помощью притчи познается истина.
Шир Гаширим Раба
Притча – это краткий поучительный рассказ. Жанр притчи появился на Востоке, где люди любили говорить загадками, иносказаниями и часто прибегали к аллегориям. Со временем притчи приобрели религиозную окраску и стали одним из средств воспитания морали и нравственности. Небольшие рассказы писались простыми и доступными словами, поэтому их содержание легко усваивалось представителями любого сословия. На современном этапе развития общества притчи превратились в популярный литературный жанр. Их интенсивно используют философские и социальные течения. Развитие психологии породило особый вид сказаний – терапевтические притчи, которые помогают решить личностные проблемы не хуже сеансов традиционной психотерапии.
Еще древние мудрецы и философы заметили, что жанр притчи делает знания, предлагаемые ученикам, более доступными и понятными. Притча облекает высшую форму в привычные образы, на примерах объясняет сложные явления. Она побуждает к размышлению, требует понимания тех смыслов и аллегорий, что скрываются за простым на первый взгляд сюжетом. Есть еще одно замечательное качество притчи, которое делает ее незаменимой в поучении: это экспрессивно окрашенное повествование, которое не только стимулирует мышление, но и затрагивает глубинные струны души. Красноречиво поведанная история отзывается в нас не только на рациональном, но и на эмоциональном уровне, и потому полученная через рассказ мудрость впечатывается в нашу память и систему ценностей сильнее, чем множество других поучений.
Возвращение блудного сына.[1] Пальма Джоване. 1595 год
Притча о скрытом сокровище. Возможно, Рембрандт Харменс ван Рейн или Герард Доу. Около 1630 года. Музей изобразительных искусств, Будапешт
По своей структуре притчи довольно различны. Чаще всего встречается притча-повествование, в которой в аллегорической форме представлен тот или иной аспект социальной, моральной или духовной жизни. Весьма распространены притчи, в которых после основного текста выделяется «мораль». Типичный пример – басни Эзопа, И. А. Крылова, И. И. Хемницера. В библейских притчах в конце дается подробное толкование. Часто оно предназначено только для избранных, например для учеников. Остальным же это знание не нужно, так как их духовного развития недостаточно для осознания всей глубины толкования притчи. Более сложную форму имеют некоторые библейские притчи и мидраши (притчи-проповеди). Они условно делятся на несколько частей, причем в первой дается простая аналогия, а во второй – сложная, позволяющая от первого, доступного для понимания образа перейти к абстрактной идее.
Притчи по праву считаются сокровищем мировой литературы: скрытые в них наставления, облаченные в оболочку аналогий, предстают перед нами перлами мудрости. Каждый иносказательный рассказ – это приглашение к размышлению и самопознанию. Давайте же приоткроем двери в этот удивительный и разнообразный мир притч и прикоснемся к мудрости веков!
Вопросы веры и мироздания
Бывают люди-растения, люди-звери, люди-боги.
Жан Поль Рихтер
Появление притч связывают с библейскими текстами царя Соломона. Предположительно, этот замечательный жанр возник в X веке до нашей эры при активном распространении религиозных и духовных учений. Притчи сочетают в себе простоту и жизненность и в то же время служат стимулом к само развитию. Они помогают мудрецу снизойти с вершин отрешенных размышлений, а простому человеку – подняться, пусть не до уровня философа, оперирующего абстрактными понятиями, но до уровня практика, который обладает житейскими познаниями.