Большая игра - стр. 11
В ту пору Россия состояла из десятка разрозненных княжеств, которые враждовали и воевали друг с другом. Между 1219-м и 1240-ми годами все они, оказавшись не в состоянии объединиться и совместными усилиями противостоять общему врагу, одно за другим пали под ударами безжалостной военной машины монголов. Потом об этом пришлось долго сожалеть. Когда монголы покоряли какую-то местность, они принимались править через вассальных князей. Довольствуясь обильной данью, они редко вникали в подробности местного управления, но не ведали жалости, если их требованиям не подчинялись. Результатом стало тираническое правление вассальных князей, тень которого по сей день тяжко нависает над Россией, наряду с длительным обнищанием и отсталостью (с их преодолением приходится бороться до сих пор).
Более двух столетий русские страдали и изнемогали под монгольским игом – под властью Золотой Орды, как именовали себя эти торговцы смертью, по большой юрте на золотых столбах, в которой помещалась ханская ставка их западной империи[16]. В дополнение к жутким материальным разрушениям, учиненным захватчиками, их хищническое правление привело к тому, что экономика России оказалась в руинах, торговля и промышленность застопорились, а русский народ оказался закрепощен. Годы татаро-монгольского ига, как называют русские эту черную главу своей истории, привели также к внедрению азиатских методов управления и других восточных обычаев, наложившихся на существовавшую византийскую систему. Более того, отрезанный от либерального влияния Западной Европы народ становился все более и более восточным по своему мировоззрению и культуре. Как говорится, «поскреби русского, и найдешь татарина».
Между тем, воспользовавшись стесненными обстоятельствами и военной слабостью России, на ее территорию стали покушаться европейские соседи. Германские княжества, Литва, Польша и Швеция – все принялись нападать и грабить. До тех пор пока дань продолжала поступать исправно, монголов это не заботило: куда больше их интересовали азиатские владения. Там лежали Самарканд и Бухара, Герат и Багдад, богатством и роскошью, безусловно, затмевавшие деревянные русские поселения. У зажатых между европейскими врагами на западе и монголами на востоке русских выработался параноидальный страх перед вторжением и окружением, который до сих пор определяет для них международные отношения и внешнюю политику.
Редко когда опыт оставляет такие глубокие и устойчивые шрамы на психике народа, как это случилось с русскими. Это обстоятельство вполне объясняет их историческую ксенофобию (особенно по отношению к восточным народам), их зачастую агрессивную внешнюю политику и покорное принятие тирании у себя дома. Вторжения Наполеона и Гитлера, пусть окончившиеся неудачей, этот страх только усугубили. Лишь сегодня русские начинают выказывать признаки избавления от столь несчастливого наследства. Низкорослые и жестокие конники, которых обрушил на мир Чингисхан, несут ответственность за многие события на протяжении четырехсот с лишним лет после того, как их власть была окончательно свергнута и сами они канули в тот мрак, из которого когда-то появились.