Болото пепла - стр. 64

– Это не для тебя, – тихонько рассмеялась Твила, оттаскивая его. – Свое ты уже получил у Охры.

– А для кого?

Твила растерянно вскинула глаза. Она и не слышала, как открылась дверь. Мастер подошел бесшумно, как просочившийся сквозь щели дым.

– Что там? – Он перегнулся и заглянул под порог. – Знаешь, в моих краях люди, если не голодны, убирают остатки еды в буфет, а на следующий день достают и доедают, – заметил он, разгибаясь.

– Я голодна… то есть уже нет, но… пожалуйста, пусть там останется. Я не брала лишнее, это от моего ужина.

– Я вижу.

Мастер сел рядышком на крыльцо и неожиданно спросил:

– Значит, это для них?

И кивнул куда-то в сторону чернеющего аспидной полоской леса, незримых обочин дорог, зарослей у водоемов, звезд и всего остального мироздания.

Твила пораженно уставилась на него.

– Откуда вы знаете?

Он улыбнулся и покачал головой, как будто стряхивал застрявшие в волосах листья:

– Мальчишкой я тоже оставлял им угощения.

– А потом перестали?

– Перестал.

– Но почему?

– Не знаю… вырос. А когда люди вырастают, им нужно перестать делать то, что они делали в детстве, и верить в то, во что они верили. Чтобы всем, и в первую очередь им самим стало ясно, что они теперь взрослые. Иначе как понять разницу?

– А я всегда с ними делилась и буду, даже когда состарюсь! – убежденно сказала Твила.

– Прежде чем состариться, надо вырасти, – заметил мастер.

– Совсем необязательно. Можно родиться старым.

Он с удивлением посмотрел на нее и внезапно спросил:

– А они твои гостинцы забирают?

– Всегда.

Он помолчал и произнес:

– Знаешь, тогда мы лучше ничего не скажем об этом Розе и особенно Охре. Она лелеет надежду округлить твои щеки и расстроится не на шутку, узнав, что кормит крыльцо. А кто тебя этому научил? Мама?

Твила опустила глаза, помотала головой и начала отдирать щепки от щелки, чтобы превратить ее в полноценную щель.

– Сестра, бабушка, няня?

Твила снова покачала головой.

– Была одна Ранняя женщина…

– Ранняя?

– Да, она говорила, что родилась не давно, а рано, до того, как появилось давно.

Едва это сказав, Твила снова ощутила тот самый запах – жженых трав и горького меда, и оказалась в тесной сухой пещере посреди леса. Снаружи тяжелыми хлопьями валил снег, но здесь было тепло. Укрытая пятнистой шкурой, она из своего уголка наблюдала за склонившейся над котелком женщиной. Та была высохшей как кость, с разметавшимися бурой пряжей волосами. Женщина покачивалась, что-то бормоча и растирая между шершавыми, как точильный камень, ладонями сухие травы, которые она собрала в молодую луну. Потом она бросала их в огонь, и ее грудь выгибалась от нарастающего внутри гула и дребезжания. Эти звуки наполняли ее тело, проходили сквозь него, выливались, и вскоре уже казалось, что вся она целиком состоит только из них, натянутый пучок первобытных голосов. Эта была песнь всех языков мира: зверей и птиц, камней и пустошей, ветра, живых людей, мертвых и тех, кто никогда не родится, тварей, бродящих по земле и под ней, проникающих в людские умы и населяющих их сны, отравляющих совесть. Все они слышали ее зов, и их кровь или то, что у них было вместо крови, откликалось на него.